А вот теперь у меня другие мысли...
Понимаете, очень много (и - для мира книги - справедливо) говорится об опасности случайных фраз (в общем, "Не болтай!", ""Болтун - находка для шпиона" и т.д.).
И совсем не говорится об опасности резких фраз для людей. Я, конечно, понимаю, что автор персонажам подыгрывает, а как же иначе? Но вот эта идея, что резкая (именно _резкая_) правда - полезна, как-то меня... напрягает. Если бы со мной так поговорили - не факт, что я бы смогла услышать, _что_ мне говорят. "Закуклилась" бы.
Ну, вот пример... молодой чекист возвращается из командировки, в ходе которой он имел глубоко его потрясший разговор. Он очень хочет подключиться к расследованию дела.
"- Прибыли? - спокойно встретил его Захаров, так, словно Миша не в Одессу летал, а ходил купить папирос. - Сдавайте документы по командировке и отправляйтесь снова в распоряжение капитана Берестова.
- Разве я... - Миша спохватился и умолк, взглянул с отчаянием на полковника, раскрыл рот, но не издал ни звука, покраснел и снова взглянул на полковника.
Смирнов с Захаровым молчали, и Миша сделал еще одну бесполезную, наивную попытку.
- Я думал... товарищ полковник, разрешите обратиться! Я думал, что меня уже подключат к этому делу! Я прошу вас, товарищ полковник! Ведь я должен оправдать... Я...
Захаров отвернулся и, точно не слыша Соловьева, направился в коридор. Смирнов оглядел Соловьева и спросил:
- Младший лейтенант Соловьев, что с вами? В каком вы виде?
- Я? - переспросил Миша упавшим голосом. - Извините, товарищ полковник... А что?
- Если вы надеваете штатское платье, умейте носить его! Ваш пиджак измят! Рубашка несвежа! Вы похожи на загулявшего командировочного!
- Я только что с аэродрома, товарищ полковник! - сказал сквозь зубы Миша, чувствуя, что у него даже в носу щиплет от обиды.
- А была необходимость являться в отдел прямо с аэродрома? Или вы могли заехать домой, принять ванну, вымыть, например, голову, которой вам давно пора заняться? И уже тогда являться с рапортом!
- Я мог заехать домой, товарищ полковник!
- Почему же вы этого не сделали? - с отвратительным спокойствием, даже с добродушием спросил Смирнов. - Вы свободны, младший лейтенант."
Или вот девушка пришла рассказать, что у нее в семье "что-то нечисто":
Длинная цитата. Зато интересная!!!
Или вот - человек приходит к следователю и сообщает, что, так и так, он уже какое-то время работает "передаточным звеном" в шпионской сети.
"- Я понимаю, что меня надо сурово наказать! - с трудом выговорил капельдинер. - Я все понимаю, гражданин... следователь!
- Попробуйте хоть раз в жизни не думать только о себе! - возразил Смирнов."
Или вот - ребенок сломал ногу.
"Ногу сохранили, но укороченная, вывернутая, она перестала служить. На Алешу это подействовало гораздо сильнее, чем опасались родители. Юноша сутками лежал на спине, уставясь в стену злыми, растерянными глазами, отказывался видеть товарищей, отворачивался, когда с ним заговаривали.
- Значит, все-таки - судьба! - яростно сказал он однажды ночью отцу. - Значит, против судьбы не пойдешь!
- Балбес! - заставил себя грубо огрызнуться Смирнов, в то время как ему хотелось закричать в голос и разбить в щепки все вокруг себя. - При чем тут судьба? Инструктор тебе говорил, что без подготовки нельзя заниматься на турнике? Нет, ты не отворачивай физиономию, ты имей мужество отвечать правду! Запрещал тебе инструктор одному лазить на турник?
- Ну, запрещал... - слабо сказал Алешка и, как в детстве, «карнизиком» оттопырил нижнюю губу, чтоб поймать слезы.
- А ты что сделал? - сам еле удерживаясь от слез, отчитывал сына полковник. - Спина слабая, ноги неразвиты, он самоучкой «солнце» решил крутить! Ты спину мог сломать, ты чудом на ногу упал всей тяжестью! Во всем, брат, есть логика! Отказался принимать опыт общества, поступил по-своему - имей мужество нести последствия самовольщины..."
Наверное, тогда так было принято. Но