Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
...видимо, надлежит признать не совсем удачным: из кормушек его не едят, а насыпанное на табуретку - едят, но воробьи. Много. (Вчера я видела 7 воробьев сразу). Загадили балкон. (Синицы-то хватают семечко и улетают, а воробьи сидят).
Так что, наверное, пшено надо переставать насыпать. Увы.
Кстати, а скажите, _почему_ синицам нельзя соленого сала и можно ли им копченое?
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Почему люди так любят "открывать глаза ближнему своему"?
Вот, допустим, пишу я пост про то, как мне повезло утром: водитель автобуса заметил, что я за ним, автобусом, гонюсь, и подождал меня.
С вероятностью процентов 80 (зависит еще от числа читающих и комментирующих, конечно) - один (или несколько) комментов будет на тему: да, тебе, конечно, удобнее, но подумай о пассажирах автобуса, которые ждали тоже, о том, что водитель выбился из графика и у него были проблемы, о... о... о...
Так вот, смысл этого???
Причем у некоторых блоггеров такого практически никогда не бывает: комменты только согласные. Интересно, почему?
@музыка:
Скади - Брин Мирддин:Так исполнил Мерлин...
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
То есть еще в том... Мы опробовали новую елочную гирлянду: "занавесочкой". То есть длинный шнур, а с него свисают немного менее длинные шнуры с лампочками.
Мы ее пристроили на окно: ну не на елку же ее накручивать???
А она еще и мигает. То быстро, то медленно.
Так вот, если выключить свет и сесть спиной (или боком - главное, не смотреть _прямо_ на гирлянду) - то временами у нее получается имитировать северное сияние. (Правда, я его никогда не видела, но если судить по описаниям...)
@музыка:
Скади - Брин Мирддин: Косы ее на его шее...
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Вот что значит финал "Там, где лес не растет" Семеновой? Как вы думаете?
Потому что я вижу два - если не три (правда, не совсем исключающих друг друга) варианта: Коренга погиб, но проклятие снято; Коренга не погиб, проклятие снято; Коренга не погиб, проклятие осталось.
Третий вариант кажется каким-то маловероятным, а вот первые два...
"Два года спустя в горах вновь ликовала и буйствовала весна. Стоял нарядный солнечный день, земля и небо словно бы притихли в ожидании праздника, который ещё не наступил, но должен был вот-вот наступить. Тёплый ветерок гулял в продолговатой долине, высоко поднятой на плечах гор. Такие долины виллы называли ойрами. Они не селились в ойрах и даже не особенно часто их посещали, ибо предпочитали медоносные луга, а здесь росли только мхи и то не повсюду. Сегодня, правда, в бесплодной долине собралось всё племя Серебряных Нитей, но сегодня выдался особенный день. Солнце очистило от снегов обращённые к югу склоны ойра и даже подсушило плоское дно, но на противоположной стороне так и лежал нетающий снежник. Под конец лета он лишь съёжится, но не исчезнет. А там опять начнутся метели. Дети вилл и щенки симуранов с почти одинаковым визгом съезжали вниз по белому искрящемуся горбу, кувыркались, метали снежки и уворачивались от них. Когда настанет время, взрослые подзовут ребятишек, двуногих и четвероногих, чтобы те не совались куда не надо на беду себе и другим. Тележка Коренги стояла в конце долины, развёрнутая против ветра. Она была очень похожа на себя прежнюю, потому что он воссоздал её из вощёной кожи и дерева на том же остове. Только внутри теперь не было ни рундучков для имущества, ни меховой полсти, ни гребка, припасённого для переправ. Зато над кожаным туловом распростёрлись громадные серые крылья из крепкой ткани, натянутой на лёгкие упругие рамы. Больше всего они напоминали крылья готового взлететь симурана. Сзади же красовался хвост наподобие птичьего, и от него тянулись блестящие струны к новому рычагу, укреплённому перед сиденьем. Коренга переступал ладонями по камням, в последний раз сосредоточенно осматривая и проверяя устройство. Две минувшие осени и зимы сильно переменили его. Реденькая юношеская бородка, никогда не знавшая ножниц, почти превратилась в настоящую мужскую бороду, а русые волосы густо побила седина, которой на самом деле ещё не полагалось там быть. Торон прохаживался рядом, застёгнутый в новенькую скрипучую сбрую. За два года он изменился едва не больше хозяина. На месте нескладного подростка, обременённого бесполезными крыльями, стоял могучий молодой кобель, гордость двух звериных племён. Он поднялся в небо той же весной, когда они с хозяином оказались у вилл, почти сразу, как только зажило больное плечо. И волшебство Крылатых было тут ни при чём. Просто вымески растут и мужают не так, как родительские породы. «Ты уверен, брат, что хочешь попробовать?» Симураны, как и сами виллы, умеют по-разному пользоваться мысленной речью. Могут позвать так, что отзовутся все способные слышать. А могут послать весть одному в толпе. – Да, – сказал Коренга. – Я хочу. «Отец Мужей не намного меньше, чем ты. А я куда сильней Вожака. Я не бился с ним, но все знают, что я сильней. Я бы легко поднял тебя…» – Ты думаешь, у меня не получится? «У тебя всё получится, брат мой. Просто так мне было бы спокойней. Я бы знал, что нипочём не позволю тебе упасть…» У Коренги было лицо человека, давно и прочно отвыкшего улыбаться. Вот и теперь лишь чуть дрогнули уголки губ да потеплели глаза. – Ты и так не позволишь мне разбиться, малыш. Ну, становись! Молодой венн распустил косы и гребнем, когда-то принадлежавшим Эории, не спеша расчесал волосы. Влез в тележку и повозился там, проверяя, как движутся рычаги. Потом пристегнул длинные постромки. Торон сделал шаг вперёд и влёг в сбрую, готовя душу и тело к решительному усилию. Коренга был одет в серую вязаную безрукавку, вытертую и потрёпанную, но по-прежнему надёжно державшую тепло. Он ненадолго зажмурился, потом открыл глаза и переставил рычаг, не дававший вертеться колёсам. – Давай, – сказал он негромко. Торон насторожил уши, чуть пригнул голову и начал разгон. Ему предстояло взлететь не так, как привыкли взлетать симураны – с обрыва или прыжком вверх, – но он очень хорошо знал, что от него требовалось. Сперва он бежал по-собачьи, пластаясь в неистовых прыжках, потом начал помогать себе крыльями… Мелкие камешки и тёмный песок превратились в смутные полосы, уносившиеся из-под лап… ещё прыжок и ещё… А потом тележка позади вдруг перестала греметь и дёргать постромки, стесняя движение. Земля пошла вниз, не особенно круто, но вполне ощутимо. Торон оглянулся. Он увидел провисшие бечевы, натянутую ткань крыльев, сумасшедшие глаза Коренги и его руки, побелевшие на рычаге. Вот он всё-таки дотянулся и отстегнул постромки, освобождая Торона. Летучая птица парила в тишине между горами и небом, раскинув просвечивающие полотняные крылья, легко и свободно, как прядь утреннего тумана, как парусная «косатка» над волнами холодного моря… Симураны со всадниками осторожно подлетали к ней сзади и спереди, сверху и снизу, слева и справа. Ойр и плечо горы успели отодвинуться прочь не менее чем на версту, внизу разверзались окутанные облаками долины, отвесные ущелья и речки, белыми паутинками змеящиеся на дне. Стремительные летуны были готовы броситься на выручку не в меру отважному Бескрылому, выдернуть его из падения, если вдруг что. Но Коренга падать не собирался. Птица спокойно слушалась рычага, кренясь и выправляясь по его воле, и белые вершины впереди больше не казались недостижимыми. Сейчас он повернёт и опустится на тот же ойр, а завтра будет новый полёт, а потом ещё и ещё. Потому что за горами, лесами и реками стоит Галирад, а в нём живёт Медва, которой он собирался столько всего рассказать. А ещё чуть подальше – совсем чуть-чуть – раскинулись веннские дебри, и с высоты в них можно увидеть речку по имени Черёмуховый Юг, бегущую к матери Светыни…
Хонга Кокора, жена кузнеца, сидела на крылечке общинного дома и смотрела на тропинку, терявшуюся в лесу. Она часто сидела так с той поры, когда проводила по этой тропе своего старшего сына. Просто сидела, смотрела за околицу и ждала. Вот уже третий год. Где-то там, в нескольких днях пути, за двунадесятью болотами и оврагами, лесная тропка выводила к наезженной дороге, а та, в свой черёд, – на галирадский большак, что тянулся к стольному городу над берегом моря… С того времени, как первенец запропал вдалеке, пустившись из дома, у его матери успел народиться сынишка, не видевший старшего брата. Когда в кустах у тропинки наметилось движение и мелькнула пёсья серая шерсть, Хонга Кокора молча ахнула и едва не вскочила навстречу. Но на открытое место вышла степенная старая сука, сопровождавшая детей в лес за первой кислицей. Сука улыбалась, помахивая пушистым хвостом, и не всякий распознал бы за благодушной повадкой ярость и мощь, ничуть не ослабленную годами. – Мама! – От стайки детей отделился белоголовый мальчонка и побежал к кузнечихе – похвастаться нежными листьями, собранными для щей. …И, внезапно споткнувшись, упал на бегу. Берестяной бурачок с кислицей вырвался из руки и покатился вперёд. Веннские дети, даже самая сопливая мелюзга, не таковы, чтобы, случайно упав, оглашать всю деревню жалобным плачем. Вскакивай, отряхивайся и дальше беги! Но малыш не поднялся. – Мама, – позвал он испуганно, – ножки не идут… Солнце погасло, небо налилось чудовищной чернотой. Хонга Кокора потом вспомнить не могла, как бежала через двор, и сердце, кажется, летело впереди неё, выскочив из груди. За домом прекратился стук молотка. Из кузницы, бросив работу, мчался Железный Дуб и с ним два сына-подростка. Встревоженная сука спешила от ворот, но Хонга обогнала всех. Она готова была уже подхватить малыша, когда тот всё-таки сел. Перевернулся на четвереньки, потом встал, перемазанный зеленью и землёй. – Идут ножки, – сказал он удивлённо."
@музыка:
Скади - Брин Мирддин: И как минуло Артурово младенчество...
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Какое-то время назад - еще осенью - было отмечено странное явление: к нам на форточки садилась синица. И что-то там делала. Что она делала - мы не знаем (кто-то высказал предположение, что в сетке застряли всякие семена и она их выедает), но при известной доле везения ее удалось сфотографировать. Потом она/они, видимо, все выели и больше не прилетали (жаль...).
Существенно позже, уже в конце декабря, Ка-Мышь выдвинула идею последовать многочисленным перепостам и соорудить-таки кормушку. И соорудила. (Вот в этом и разница между нами: пока я думала, как бы так половчее и с наименьшей вероятностью отказа выдвинуть идею, Ка-Мышь этим не заморачивалась, а делала).
Ну а кормушка - это что? Это возможность фотоохоты. Хотя, конечно, синички - существа недоверчивые и быстрые (и с хорошим зрением). И потому - на редкость увертливые. И терпеливые. Потому что у меня терпение кончалось раньше и они получали свободный и спокойный доступ к кормушке.
Поползней и прочих дятлов отмечено не было (что, впрочем, не говорит о том, что их не было _вообще_). А желающие и разбирающиеся могут попробовать определить породу тех синичек. (А шпионы - узнать, как выглядит наш балкон и какой с него вид... впрочем, вид они уже видели).
Синица на форточке. То ли одна и та же, то ли разные... Поскольку снималось через занавеску, стекло и сетку - качество весьма среднее. Но по-другому не получалось. То же самое относится, впрочем, и ко всем остальным фотографиям.
Синица и сало. Обратите внимание, как она лапкой придерживает сало!
Синица на кормушке
Синицы
Увидь синичек
Синица в полете
Синица на пакете (на деревьях висит много чего. Например, рамка для картин - или фотографий. И вот этот пакет - наверное, в нем есть что-нибудь съедобное, поскольку птички им интересуются).
Воробей
А вот скажите, синицам пшено можно?
@музыка:
Скади - Брин Мирддин: Ты приехал в Лондон по первому зову...
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Четвертая часть тетралогии про Штеффи и Нелли, беженцев из Австрии.
Война закончилась, и вот они - да и все остальные - пытаются жить дальше. С переменным успехом.
И есть там один эпизод... Художница, приехавшая на лето на остров, пишет портрет Нелли и приглашает ее с сестрой на вернисаж.
Эпизод длинный, поэтому я его под кат:
Эпизод "Пароход, курсирующий в шхерах, пристал к Деревянному пирсу. Еще издалека Штеффи увидела стоявшую на палубе Нелли. На ней было платье с желтыми цветами, то самое, которое тетя Альма сшила ей к школьному выпускному. Первый день осени выдался теплым. Нелли была очень возбуждена. Она болтала без умолку о вернисаже, портрете и Карите Борг. «Надеюсь, она не разочаруется, - думала Штеффи. - Надеюсь, портрет получился красивым. Надеюсь, госпожа Борг не забыла ее». Сестры доехали на трамвае до галереи, расположенной недалеко от центра. Штеффи не сразу нашла нужный переулок. - Мы не опоздаем? Нелли волновалась. - Нет. Сейчас ровно два. В десять минут третьего они стояли у галереи. За стеклянными дверями толпились люди. Некоторые были при параде, другие - в повседневной одежде. - Ну что, пошли? Нелли кивнула. Штеффи открыла дверь. Гул стоял оглушительный. Официантка протискивалась через толпу, неся поднос с бокалами. - Пожалуйста, угощайтесь! Напитки безалкогольные. Они взяли по бокалу пенистой светло-золотистой жидкости. - Фу, кислятина! - Не пей, - сказала Штеффи. - Поставь где-нибудь бокал. Легче сказать, чем сделать. Зал набит битком. До картин не добраться. - Где Карита? Нелли огляделась. - Подожди. Где-нибудь найдем. В толчее Штеффи заметила два знакомых лица. Лиллемур и Ян, друзья Свена. Штеффи отвела взгляд. Ей не хотелось с ними встречаться. Особенно после того, что Свен рассказал про Яна и Ирене. Но Лиллемур уже увидела ее и стала пробираться через толпу, неся перед собой заметно округлившийся, хотя и не такой большой, как у Веры, живот. - Стефания! Вот здорово, что ты здесь! Я соскучилась по тебе. Ее слова прозвучали вполне искренне. - Я не буду ни о чем спрашивать, это не мое дело, - сказала Лиллемур, - но мне очень жаль. Ты замечательная, Свену так с тобой повезло! Лиллемур понизила голос до шепота. - Это из-за Ирене? Штеффи кивнула. - Надо быть снисходительнее, - сказала Лиллемур. - Как я, например. Но ты молодая и красивая. Жаль, что все так вышло. - Лиллемур! - позвал ее Ян, стараясь перекричать шум толпы. - Иди сюда, здесь Седергрен! Лиллемур тронула Штеффи за плечо. - Может, еще увидимся, - сказала она. - До встречи, Стефания. Нелли удивленно посмотрела на сестру. - О чем это она? Что ей жаль? - Да так, пустяки, - ответила Штеффи. - Мы говорили об одном общем друге. - О Свене, - перебила ее Нелли. - Я же его знаю! Появление Кариты Борг избавило Штеффи от необходимость отвечать. - Нелли! Нелли, милая! Как славно, что ты пришла! А это, я полагаю, твоя старшая сестра. Приятно познакомиться! Она повернулась к мужчине, стоявшему рядом. - Вот она, малышка Нелли. Девочка послужила мне моделью для «Еврейской мадонны I и II». «Еврейская мадонна»? Штеффи охватило дурное предчувствие. - Это две картины? - спросила Нелли. - Да, - ответила Карита. - Разве вы их еще не видели? Они вон в том зале. - Пошли, - выпалила Нелли и схватила Штеффи за руку. - Пошли, посмотрим! - Сходите, - сказала Карита и рассеяно махнула рукой. - Сходите посмотрите. Увидимся позже. В соседнем зале было не так людно. Казалось, что гостей больше занимали разговоры и напитки, чем картины. Оба портрета Нелли бросались в глаза сразу при входе в зал. Слева висела картина, написанная Каритой Борг на острове. Нелли сидит в кресле, накрытом разноцветной тканью. На ней платье с желтыми цветами. Ее розовое личико обращено к пухленькому лепечущему младенцу, которого она держит на руках. Картина лучится теплым золотистым светом. Справа другой портрет такого же формата с похожим мотивом. Девочка с чертами Нелли держит на руках младенца. Но цвета холодные: серые и голубые. Глаза девочки провалились, голова обрита наголо. Девочка одета в полосатую тюремную робу. На заднем фоне - ограждение из колючей проволоки. Ребенок на руках девочки мертв. Штеффи покосилась на сестру. Нелли стояла, широко распахнув глаза и приоткрыв рот. - Там, - запнулась она. - Это ведь не я? - Нет, - сказала Штеффи, - это не ты, Нелли. Внутри Штеффи все клокотало от гнева. Кто дал право Карите Борг изображать Нелли в таком виде? Лицо Нелли исказилось. Она вот-вот была готова расплакаться. - Она похожа на меня! Штеффи, она похожа на меня! Ее голос стал тонким и пронзительным. Тут в зал вошли мужчина и женщина. - «Еврейская мадонна I и II», - прочитала женщина в каталоге выставки. - Впечатляет, - сказал мужчина, - очень, очень впечатляет. - Заставляет задуматься, - в тон ему ответила женщина. - А какое изысканное цветовое решение! - Тысяча двести крон. Довольно дорого. Но формат, конечно, большой. - Пойдем, - сказала Штеффи сестре. - Пойдем отсюда. Они протиснулись через главный зал к выходу. У дверей их остановила Карита Борг. - Уже уходите? А я хотела представить Нелли кое-кому... - Да, мы уходим, - сказала Штеффи. - И будьте любезны впредь оставить мою сестру в покое. Карита Борг подняла брови. - Я что-то не понимаю? - Да, вы не понимаете, - повысила голос Штеффи. - Вы ничего не понимаете. Вы не понимаете даже того, что сами рисуете. Вы пользуетесь страданиями других. Вы - самый бессердечный человек из тех, кого я знаю! - Должна вам сказать, - холодно ответила Карита Борг, - что у вас, девушка, - как вас там зовут? - у вас весьма поверхностный взгляд на искусство. А сейчас простите, у меня интервью. Она повернулась к ним спиной и улыбнулась в объектив фотоаппарата. Сверкнула вспышка."
Как я есть эмоционально-нравственная тупайя, то вот не могу понять, почему эти картины (я не говорю сейчас о поведении художницы) - безнравственны? Или имелось в виду, что нехорошо так пугать ребенка (Нелли 13)? И почему подразумевается, что Карите Борг трагедия войны безразлична? (Ну, может, с эмоциями у нее действительно некоторые проблемы (судя по описанию ее общения с малышом) - но Штеффи-то этого не знает!).
@музыка:
Скади - Брин Мирддин: И погибло царство Вортигерново...
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Оный криволапый глюк уронил елочный шарик. С предсказуемым результатом.
Проблема в том, что шарик - из комплекта (еще советский, "Аквариум" - такие крупные шары, наполовину закрашенные снаружи цветным - красным, голубым и т.д., изнутри - серебристым, а наполовину - прозрачные, и внутри рыбка и "водоросли" из фольги). Проблема № 2 в том, что эти шарики у нас используются для украшения люстры и 6 шариков - как раз подходили по количеству. А 5 шариков - не подходят.
Так вот, вопрос: не знает ли кто из уважаемых умных френдов, где бы добыть такой шарик? (А лучше парочку, поскольку глючьи лапки явно не скоро выпрямятся - и это еще оптимистичный прогноз.)
@музыка:
Скади - Брин Мирддин: Правил Британией некогда...
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Точнее говоря, кресла-кровати для Саньки.
Чаррская Волчица сделала нам дивный остов этого кресла. Точнее, по ширине оно вполне сойдет и за диван-кровать, но это частности. (В принципе, как кресло его можно использовать и без подушечек... Вообще-то говоря, его и используют).
Вчера мы с Chris Danver'ом (ага... мы пахали... уже смешно) делали к нему подушечки. Частично сделали (подушечки теперь сохнут, потом их надо будет обшивать тканью).
И вот что я дуууумаю: во-первых, надо все-таки было делать мягкую обивку и боковинкам (ну, это я сама попробую. Пенки у нас - заэкспериментируйся!), а во-вторых, подушечки-то обтянуть я попробую (есть у меня несколько мыслей на эту тему). А вот для чего мне точно потребуется помощь - для обтяжки самого кресла. Потому что вот тут у меня идей нету как класса...
PS. Простите, но история кресла будет периодически еще всплывать...
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
А у меня вот вопрос: во второй части "Трилогии про резидента" один из персонажей попадает в больницу с отравлением. не совсем ясно - то ли там попытка самоубийства, то ли что...
Вот этот отрывок:
"…В справочном Первой градской Коке сказали, что Борков поступил с отравлением от принятого им в большом количестве барбамила. Сейчас состояние улучшилось и для жизни опасности нет. Коку к больному Боркову не допустили. У него уже находился какой-то посетитель, а двоих сразу нельзя. Надо дождаться, когда тот посетитель возвратится. И Кока, возмущенный такими порядками, сидел и ждал. Сидел час. Сидел два. За это время он, однако, успел приметить, что стоявшая в очереди впереди него молодая женщина уже успела возвратиться, а он все ждет и ждет. Когда она ушла, Коку осенила идея. Он подошел к гардеробной, назвал фамилию больного, которого навещала эта женщина – он слышал, как она назвала фамилию, – и, получив халат, поднялся на третий этаж. Кока увидел Боркова лежащим в коридоре. Рядом на табуретке сидела Римма. Она тихо говорила что-то. Кока отвернулся, прошел мимо и, воспользовавшись вторым ходом, покинул хирургическое отделение больницы. Он не хотел попадаться на глаза Римме. Свидание с Борковым не состоялось. О разговоре в таких условиях не могло быть и речи. Но Кока был рад: сомнения исчезли, и Борков теперь не внушал ему подозрений. Скорее наоборот. Этот случай говорил в его пользу."
Так вот, вопрос: при чем тут _хирургическое_ отделение???
@музыка:
Скади и Линвен - Все заводят котов и детей...
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Последняя, восьмая книга из цикла про Аню Ширли. Еще есть некоторое количество "вбоквелов", но про них пока ничего не скажу - не читала.
Вот есть излюбленный (и действенный... потому и излюбленный, наверное) прием - сначала показать, как все хорошо и мирно, ну а потом - контрастом - войну. Очень действует.
Но, видимо, правду говорят, что последняя война - всегда Последняя (т.е. самая ужасная и "актуальная"). Вот про Вторую мировую я еще что-то помню (кто там что делил и зачем). Читаю про Первую - не, ничего не помню. Ну, битва на Марне, стороны такие-то... но чего они хотели достичь??? Только когда события принимают "личный" характер (т.е. когда в данном сражении _могут_ участвовать персонажи... или, скажем, та история с "Лузитанией"), "тупой интерес" становится острее.
Но как забавно и непривычно видеть, что события в Росии 17 года упоминаются абсолютно вскользь, мельком.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Дело было не здесь, а в ЖЖ, но все равно смешно.
Когда я написала, что максимально сокращаю общение вне своего блога (точнее, что мне нельзя комментировать в чужих журналах, за исключением трех) - меня отфрендил один человек. Сам по себе факт ничем не примечательный - если бы не тот факт, что у этого человека я и так никогда не комментила! У меня в ЖЖ общались, было дело, вполне мирно.
Неужели он все надеялся, что когда-нибудь я покомментирую его??? С чего бы? Вроде уникально умных комментов за мной никогда не водилось...
А вот пара других отфрендов там же меня бы очень порадовала...Но они, я так подозреваю, тоже не хотят быть первыми. И я не хочу. Вот и тянется это...
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Или Очередные внеочередные фотографии
С Ка-Мышью мы вчера решили, что все новогодние каникулы провести с книжкой на диване - это, конечно, прекрасно, но как-то обидно. Надо Что-То Делать. И решили мы пойти на выставку орхидей в Аптекарском огороде. Ну что можно сказать? Там тепло, хорошо, красиво и поют птички. И почти вся дорога от метро туда - почищена. (Правда, до того метро надо еще добраться... это, наверное, как кому повезет).
Время мы там провели с большой пользой. В минуту делалось около 5 фотографий (это если нас по отдельности считать).
Ну а заодно мы пощелкали зимние виды. Для контраста.
Итак, вашему вниманию предлагается около 200 (двухсот) фотографий. Но красивых. Я вас предупредила.
Да, еще одна проблема: конечно, у орхидей есть какие-то названия, но единственное, что я могу сказать по данному поводу - так это то, что где-то там есть фаленопсис.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
...и я, возможно, освою правильный шов "назад иголку". Может быть, я даже научусь делать стежки одинаковой - и маленькой! - длины. Но как-то не верится.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
В славном городе Петербурге, на Гороховой, 33, есть не менее славный клуб "Жук". Во всяком случае, так говорят.
Говорят также, что в этом славном клубе не сегодня-завтра заведется некоторое количество сборника "Мировая механика". Это тот самый четвертый выпуск сборника фантастической поэзии. Проблема в том, что в свободную продажу он не поступит. А у меня есть друзья, которые еще дальше от Петербурга (и блогов), чем я.
Поэтому большая просьба: может, найдутся добрые неленивые люди, которые до того "Жука" доберутся и добудут экземпляра 3, а потом их перешлют? Деньги я отдам.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Не помню, кто мне подал идею насчет разбиения всей кучи файлов для е-бука на папочки - именно с целью ускорения загрузки - но идея сработала на 1000%. Я морально готовилась к паре недель без любимой Идеальной Книги - но... вот утром я загрузила файлы, часам к 2 дня (на самом деле раньше) - они все уже переварились. Правда, потом е-бук упал, но где-то за полтора часа переварил все заново. Я уже читаю на нем снова.
Правда же, папки как папки он не осознает, вываливает все файлы списком. Ну и ладно. Еще он сумел увидеть rtf и txt-файлы, и не увидел doc, html и fb2. Но это тоже ладно. Я все равно туда lrf закачиваю, а насчет форматов - это было удовлетворение тупого любопытства.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Вот у Т.Сытиной в "Конце Большого Юлиуса" (1956) есть такой кусочек:
"– В институт вы приходили с отношением от станции юннатов? Почему вы избрали детское учреждение? – Ну, это естественно! – с раздражением ответил Горелл. – У вас очень заботятся о детях. И к людям, приходящим от детских учреждений, больше внимания и доверия."
(Это очередной советский шпионский роман, Горелл - пойманный шпион, первая реплика принадлежит следователю (?)).
А в шебаловской "Тайне Стонущей пещеры" (1958) есть такой момент:
"– Крымская детская туристская станция организует в вашем селе пункт сбора юных туристов. Меня назначили заведовать пунктом, – услышали Аполлон Никитич и Рязанов объяснения Шарого. – Очень приятно. Садитесь, – раздался голос Елизаветы Петровны. – Чем могу быть полезна? – Вот отношение и смета. Я хотел бы договориться с вами… – снова заговорил Николай Арсентьевич, но счетовод встал и плотно прикрыл дверь. Голоса не стало слышно. – Видал, какой бугай, а работать не хочет. С ребятишками забавляется. По такой комплекции ярмо бы ему на шею, да в поле! – недовольно проворчал счетовод. Рязанов коротко рассмеялся: – И скажет же! Другой и с похмелья такого не придумает. – Он взглянул на часы. – Не пора ли нам, Аполлон Никитич, закруглять свой рабочий день? Я сегодня как именинник хожу: наконец-то приобрел аккордеон. Давно о нем мечтал. – Так с тебя причитается! – сразу оживились глазки счетовода. – Само собой. Как водится. Не обмытый он и играть не будет. В комнату шумно ввалилось четверо колхозников. – Где голова? – с порога крикнул один из них. – В кабинете. Занята! У нее важная персона, – ответил насмешливо счетовод."
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
В первых строках сего поста поздравляю всех с Новым Годом! И показываю две красивые (ну... сравнительно...) новогодние (см. выше) фотографии.
А пожелания - в конце поста. Кому интересно - сразу загляните.
А я пока расскажу про концепт. Ему было много лет... Впрочем, начнем сначала. Сколько себя помню - был (да и есть) у нас томик Андерсена 1980 (как странно... Мне всегда казалось, что он чуть ли не Ка-Мышиный. Ка-Мышиный, 1959 года, у нас тоже есть, правда. А много позже к нам приблудилось и издание 1955 года). "Сказки и истории". Название это общее для всех трех сборников, но речь у нас пойдет о самом позднем из них (но достаточно старом для того, чтобы я не помнила, как он у нас появился). В нем есть вступительная статья Паустовского. "Великий сказочник".
А там есть такие строки: "Мне было всего семь лет, когда я познакомился с писателем Кристианом Андерсеном.
Случилось это в зимний вечер 31 декабря 1899 года — всего за несколько часов до наступления двадцатого столетия. Веселый детский сказочник встретил меня на пороге нового века.
Он долго рассматривал меня, прищурив один глаз и посмеиваясь, потом достал из кармана белоснежный душистый платок, встряхнул им, и из платка выпала большая белая роза. Сразу же вся комната наполнилась ее серебряным светом и непонятным медленным звоном. Оказалось, что это звенят лепестки розы, ударившись о кирпичный пол подвала, где жила тогда наша семья.
Я должен сказать, что этот случай с Андерсеном был тем явлением, которое старомодные писатели называли «сном наяву». Просто это мне, должно быть, привиделось.
В этот зимний вечер, о котором я рассказываю, у нас в семье украшали елку. По этому случаю взрослые отправили меня на улицу, чтобы я раньше времени не радовался этой елке.
Я никак не мог понять, почему нельзя радоваться раньше какого-то твердого срока. По-моему, радость была не такая частая гостья в нашей семье, чтобы заставлять нас, детей, томиться, дожидаясь ее прихода.
Но, как бы там ни было, меня услали на улицу. Наступило то время сумерек, когда фонари еще не горели, но могли вот-вот зажечься. И от этого «вот-вот», от ожидания внезапно вспыхивающих фонарей, у меня замирало сердце. Я хорошо знал, что в зеленоватом газовом свете тотчас появятся в глубине зеркальных магазинных витрин разные волшебные вещи: коньки «снегурки», витые свечи всех цветов радуги, маски клоунов в маленьких белых цилиндрах, оловянные кавалеристы на горячих гнедых лошадях, хлопушки и золотые бумажные цепи. Непонятно почему, но от этих вещей сильно пахло клейстером и скипидаром.
Я знал со слов взрослых, что вечер 31 декабря 1899 года был совершенно особенный. Чтобы дождаться такого же вечера, нужно было прожить еще сто лет. А это, конечно, почти никому не удастся.
Я спросил у отца, что значит «особенный вечер». Отец объяснил мне, что этот вечер называется так потому, что он не похож: на все остальные.
Действительно, зимний вечер в последний день 1899 года был непохож на все остальные. Снег падал медленно и важно, и хлопья его были такие большие, что казалось, с неба слетают на город легкие белые розы. И по всем улицам слышался глухой перезвон извозчичьих бубенцов.
Когда я вернулся домой, елку тотчас зажгли, и в комнате началось такое веселое потрескивание свечей, будто вокруг лопались сухие стручки акации.
Около елки лежала толстая книга — подарок от мамы. Это были сказки Ханса Кристиана Андерсена.
Я сел под елкой и раскрыл книгу. В ней было много разноцветных картинок, прикрытых папиросной бумагой. Приходилось осторожно отдувать эту бумагу, чтобы увидеть картинки, еще липкие от краски.
Там сверкали бенгальским огнем стены снежных дворцов, дикие лебеди летели над морем, в котором, как лепестки цветов, отражались розовые облака, и оловянные солдатики стояли на часах на одной ноге, сжимая длинные ружья.
Я начал читать и зачитался так, что, к огорчению взрослых, почти не обратил внимания на нарядную елку."
Обратили внимание на дату? (Не надо, пожалуйста, здесь обсуждать, в каком именно году начинается век). И вот я читала это предисловие и думала, как когда-нибудь, через много-много лет, наступит ведь следующий век - и... И что? Позже это "и что" трансформировалось в идею - непременно получить на Новый год - причем именно на 2000! - томик Андерсена. Любой. Лучше бы, конечно, роскошное издание, как у Паустовского... Но - как повезет. Не уверена, что тогда и были такие издания. От книгоиздательского кошмара "начала 1990-х" стали отходить - уже хорошо. Ну вот, и Ка-Мышь этот концепт (не зная, правда, что это он) воплотила.
А почему я об этом рассказываю именно сейчас? А вспомнилось...
А к чему это я все? А к пожеланию: да сбудутся ваши концепты и да закроются ваши гештальты! (Конечно, если вы сами от них хотите именно этого). И да будет у вас в новом году много интересных книг! (Задумчиво: и в хороших изданиях бы...)
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Сегодня, несколько неожиданно для меня, у нас случилось большое событие: выглянуло солнышко! И поскольку я все равно собиралась уползать, а потому не спала... Правильно, глюк взял фотоаппарат - и... вашему вниманию предлагается еще 25 внеочередных фотографий (гм... А я была так уверена, что сделала меньше 10 снимков...)
Против солнца фотографировать сложно. Зато иногда получается красиво.