Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
В первых строках сего поста поздравляю всех с Новым Годом! И показываю две красивые (ну... сравнительно...) новогодние (см. выше) фотографии.
А пожелания - в конце поста. Кому интересно - сразу загляните.
А я пока расскажу про концепт. Ему было много лет... Впрочем, начнем сначала. Сколько себя помню - был (да и есть) у нас томик Андерсена 1980 (как странно... Мне всегда казалось, что он чуть ли не Ка-Мышиный. Ка-Мышиный, 1959 года, у нас тоже есть, правда. А много позже к нам приблудилось и издание 1955 года). "Сказки и истории". Название это общее для всех трех сборников, но речь у нас пойдет о самом позднем из них (но достаточно старом для того, чтобы я не помнила, как он у нас появился). В нем есть вступительная статья Паустовского. "Великий сказочник".
А там есть такие строки: "Мне было всего семь лет, когда я познакомился с писателем Кристианом Андерсеном.
Случилось это в зимний вечер 31 декабря 1899 года — всего за несколько часов до наступления двадцатого столетия. Веселый детский сказочник встретил меня на пороге нового века.
Он долго рассматривал меня, прищурив один глаз и посмеиваясь, потом достал из кармана белоснежный душистый платок, встряхнул им, и из платка выпала большая белая роза. Сразу же вся комната наполнилась ее серебряным светом и непонятным медленным звоном. Оказалось, что это звенят лепестки розы, ударившись о кирпичный пол подвала, где жила тогда наша семья.
Я должен сказать, что этот случай с Андерсеном был тем явлением, которое старомодные писатели называли «сном наяву». Просто это мне, должно быть, привиделось.
В этот зимний вечер, о котором я рассказываю, у нас в семье украшали елку. По этому случаю взрослые отправили меня на улицу, чтобы я раньше времени не радовался этой елке.
Я никак не мог понять, почему нельзя радоваться раньше какого-то твердого срока. По-моему, радость была не такая частая гостья в нашей семье, чтобы заставлять нас, детей, томиться, дожидаясь ее прихода.
Но, как бы там ни было, меня услали на улицу. Наступило то время сумерек, когда фонари еще не горели, но могли вот-вот зажечься. И от этого «вот-вот», от ожидания внезапно вспыхивающих фонарей, у меня замирало сердце. Я хорошо знал, что в зеленоватом газовом свете тотчас появятся в глубине зеркальных магазинных витрин разные волшебные вещи: коньки «снегурки», витые свечи всех цветов радуги, маски клоунов в маленьких белых цилиндрах, оловянные кавалеристы на горячих гнедых лошадях, хлопушки и золотые бумажные цепи. Непонятно почему, но от этих вещей сильно пахло клейстером и скипидаром.
Я знал со слов взрослых, что вечер 31 декабря 1899 года был совершенно особенный. Чтобы дождаться такого же вечера, нужно было прожить еще сто лет. А это, конечно, почти никому не удастся.
Я спросил у отца, что значит «особенный вечер». Отец объяснил мне, что этот вечер называется так потому, что он не похож: на все остальные.
Действительно, зимний вечер в последний день 1899 года был непохож на все остальные. Снег падал медленно и важно, и хлопья его были такие большие, что казалось, с неба слетают на город легкие белые розы. И по всем улицам слышался глухой перезвон извозчичьих бубенцов.
Когда я вернулся домой, елку тотчас зажгли, и в комнате началось такое веселое потрескивание свечей, будто вокруг лопались сухие стручки акации.
Около елки лежала толстая книга — подарок от мамы. Это были сказки Ханса Кристиана Андерсена.
Я сел под елкой и раскрыл книгу. В ней было много разноцветных картинок, прикрытых папиросной бумагой. Приходилось осторожно отдувать эту бумагу, чтобы увидеть картинки, еще липкие от краски.
Там сверкали бенгальским огнем стены снежных дворцов, дикие лебеди летели над морем, в котором, как лепестки цветов, отражались розовые облака, и оловянные солдатики стояли на часах на одной ноге, сжимая длинные ружья.
Я начал читать и зачитался так, что, к огорчению взрослых, почти не обратил внимания на нарядную елку."
Обратили внимание на дату? (Не надо, пожалуйста, здесь обсуждать, в каком именно году начинается век). И вот я читала это предисловие и думала, как когда-нибудь, через много-много лет, наступит ведь следующий век - и... И что? Позже это "и что" трансформировалось в идею - непременно получить на Новый год - причем именно на 2000! - томик Андерсена. Любой. Лучше бы, конечно, роскошное издание, как у Паустовского... Но - как повезет. Не уверена, что тогда и были такие издания. От книгоиздательского кошмара "начала 1990-х" стали отходить - уже хорошо. Ну вот, и Ка-Мышь этот концепт (не зная, правда, что это он) воплотила.
А почему я об этом рассказываю именно сейчас? А вспомнилось...
А к чему это я все? А к пожеланию: да сбудутся ваши концепты и да закроются ваши гештальты! (Конечно, если вы сами от них хотите именно этого). И да будет у вас в новом году много интересных книг! (Задумчиво: и в хороших изданиях бы...)
А пожелания - в конце поста. Кому интересно - сразу загляните.
А я пока расскажу про концепт. Ему было много лет... Впрочем, начнем сначала. Сколько себя помню - был (да и есть) у нас томик Андерсена 1980 (как странно... Мне всегда казалось, что он чуть ли не Ка-Мышиный. Ка-Мышиный, 1959 года, у нас тоже есть, правда. А много позже к нам приблудилось и издание 1955 года). "Сказки и истории". Название это общее для всех трех сборников, но речь у нас пойдет о самом позднем из них (но достаточно старом для того, чтобы я не помнила, как он у нас появился). В нем есть вступительная статья Паустовского. "Великий сказочник".
А там есть такие строки: "Мне было всего семь лет, когда я познакомился с писателем Кристианом Андерсеном.
Случилось это в зимний вечер 31 декабря 1899 года — всего за несколько часов до наступления двадцатого столетия. Веселый детский сказочник встретил меня на пороге нового века.
Он долго рассматривал меня, прищурив один глаз и посмеиваясь, потом достал из кармана белоснежный душистый платок, встряхнул им, и из платка выпала большая белая роза. Сразу же вся комната наполнилась ее серебряным светом и непонятным медленным звоном. Оказалось, что это звенят лепестки розы, ударившись о кирпичный пол подвала, где жила тогда наша семья.
Я должен сказать, что этот случай с Андерсеном был тем явлением, которое старомодные писатели называли «сном наяву». Просто это мне, должно быть, привиделось.
В этот зимний вечер, о котором я рассказываю, у нас в семье украшали елку. По этому случаю взрослые отправили меня на улицу, чтобы я раньше времени не радовался этой елке.
Я никак не мог понять, почему нельзя радоваться раньше какого-то твердого срока. По-моему, радость была не такая частая гостья в нашей семье, чтобы заставлять нас, детей, томиться, дожидаясь ее прихода.
Но, как бы там ни было, меня услали на улицу. Наступило то время сумерек, когда фонари еще не горели, но могли вот-вот зажечься. И от этого «вот-вот», от ожидания внезапно вспыхивающих фонарей, у меня замирало сердце. Я хорошо знал, что в зеленоватом газовом свете тотчас появятся в глубине зеркальных магазинных витрин разные волшебные вещи: коньки «снегурки», витые свечи всех цветов радуги, маски клоунов в маленьких белых цилиндрах, оловянные кавалеристы на горячих гнедых лошадях, хлопушки и золотые бумажные цепи. Непонятно почему, но от этих вещей сильно пахло клейстером и скипидаром.
Я знал со слов взрослых, что вечер 31 декабря 1899 года был совершенно особенный. Чтобы дождаться такого же вечера, нужно было прожить еще сто лет. А это, конечно, почти никому не удастся.
Я спросил у отца, что значит «особенный вечер». Отец объяснил мне, что этот вечер называется так потому, что он не похож: на все остальные.
Действительно, зимний вечер в последний день 1899 года был непохож на все остальные. Снег падал медленно и важно, и хлопья его были такие большие, что казалось, с неба слетают на город легкие белые розы. И по всем улицам слышался глухой перезвон извозчичьих бубенцов.
Когда я вернулся домой, елку тотчас зажгли, и в комнате началось такое веселое потрескивание свечей, будто вокруг лопались сухие стручки акации.
Около елки лежала толстая книга — подарок от мамы. Это были сказки Ханса Кристиана Андерсена.
Я сел под елкой и раскрыл книгу. В ней было много разноцветных картинок, прикрытых папиросной бумагой. Приходилось осторожно отдувать эту бумагу, чтобы увидеть картинки, еще липкие от краски.
Там сверкали бенгальским огнем стены снежных дворцов, дикие лебеди летели над морем, в котором, как лепестки цветов, отражались розовые облака, и оловянные солдатики стояли на часах на одной ноге, сжимая длинные ружья.
Я начал читать и зачитался так, что, к огорчению взрослых, почти не обратил внимания на нарядную елку."
Обратили внимание на дату? (Не надо, пожалуйста, здесь обсуждать, в каком именно году начинается век). И вот я читала это предисловие и думала, как когда-нибудь, через много-много лет, наступит ведь следующий век - и... И что? Позже это "и что" трансформировалось в идею - непременно получить на Новый год - причем именно на 2000! - томик Андерсена. Любой. Лучше бы, конечно, роскошное издание, как у Паустовского... Но - как повезет. Не уверена, что тогда и были такие издания. От книгоиздательского кошмара "начала 1990-х" стали отходить - уже хорошо. Ну вот, и Ка-Мышь этот концепт (не зная, правда, что это он) воплотила.
А почему я об этом рассказываю именно сейчас? А вспомнилось...
А к чему это я все? А к пожеланию: да сбудутся ваши концепты и да закроются ваши гештальты! (Конечно, если вы сами от них хотите именно этого). И да будет у вас в новом году много интересных книг! (Задумчиво: и в хороших изданиях бы...)
-
-
08.01.2011 в 04:01-
-
09.01.2011 в 03:35Сейчас еще что-нибудь подберу...
-
-
17.01.2011 в 19:23Очень уж история понравилась, от глюка до концепта, и пожелание тоже, ибо воистину
А Паустовский был не одинок - сколько народу на нашем рубеже подумало так же, и неважно, что умом некоторые из них понимали обратное
И фотографии вселяют и стимулируют, особенно первая
-
-
18.01.2011 в 04:35Рада, что понравилось!