Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Вот, казалось бы, обычнейшая шпионская повесть. Которую я люблю именно за "обычность". Радость узнавания, знаете ли.
Но иногда в обычной шпионской повести мелькнет _нечто_. И вот контраст между этим _нечто_ и тем, как оно описано, меня всегда удивляет. Даже не то что удивляет, а "пробуждает".
Что у Сытиной - вот сами посмотрите: "Несколько дней я была очень счастливая. Отмылась, выспалась, к свету привыкла. Потом прибежал Гена и сказал, что Лену Жевакину угоняют с другими девушками в Германию, а Лена – нужный человек, выполняет ответственные поручения. Гена спросил, не поменяюсь ли я с Леной, есть возможность сговориться с гитлеровским уполномоченным за большую взятку. Если я согласна, надо сейчас же идти на вербовочный пункт, а Лена останется и будет продолжать работу. «А ты все равно без толку сидишь, – сказал он. – У тебя характер тихий…» Я сказала – ладно. Всю ночь проплакала, вещи, которые сохранились, тете Поле отдала, а утром пошла с Геной на вербовку. Сначала немец вынес мне пальто Лены и платок, я надела, а свое отдала немцу, и он ушел, а потом пришла Лена, и солдат толкнул меня за проволоку. Я даже попрощаться не успела, Лена ушла с Геной. А меня отвели в отделение к девочкам."
То есть, понимаете, человек отправился фактически в рабство за другого. И об этом так спокойно, вскользь говорит он сам. И в дальнейшем автор на это внимания не заостряет.
Или вот у Михайлова: "Майор шел и думал о Мише Родине, о первой с ним встрече под Липецком и ясно, точно это случилось только вчера, вспомнил один из эпизодов войны: ночью он, Комов, вылетал на Су-2 бомбить в Кочетках штаб гитлеровской дивизии. Вернулся, едва дотянув машину до аэродрома: осколком выбило два цилиндра. Сержант Родин принял у него самолет и спросил: «Ну как, товарищ командир, Кочетки?» Он ответил: «Больше нет Кочетков на карте!» И Родин, с трудом сдерживая волнение, сказал: «Это хорошо, стало быть, нет и штаба, - и, помолчав, добавил: - Был в Кочетках у меня, однако, домик и жена... ребенок...»"
То ли я неправильно понимаю (хорошо бы...), то ли командир только что признался подчиненному, что отбомбился в т.ч. и по его дому (и хорошо, если не по семье). И опять же, так спокойно... Ни сочувствия, ничего...
Нет, я понимаю, война, все такое. но... как-то это мне _странно_.
Но иногда в обычной шпионской повести мелькнет _нечто_. И вот контраст между этим _нечто_ и тем, как оно описано, меня всегда удивляет. Даже не то что удивляет, а "пробуждает".
Что у Сытиной - вот сами посмотрите: "Несколько дней я была очень счастливая. Отмылась, выспалась, к свету привыкла. Потом прибежал Гена и сказал, что Лену Жевакину угоняют с другими девушками в Германию, а Лена – нужный человек, выполняет ответственные поручения. Гена спросил, не поменяюсь ли я с Леной, есть возможность сговориться с гитлеровским уполномоченным за большую взятку. Если я согласна, надо сейчас же идти на вербовочный пункт, а Лена останется и будет продолжать работу. «А ты все равно без толку сидишь, – сказал он. – У тебя характер тихий…» Я сказала – ладно. Всю ночь проплакала, вещи, которые сохранились, тете Поле отдала, а утром пошла с Геной на вербовку. Сначала немец вынес мне пальто Лены и платок, я надела, а свое отдала немцу, и он ушел, а потом пришла Лена, и солдат толкнул меня за проволоку. Я даже попрощаться не успела, Лена ушла с Геной. А меня отвели в отделение к девочкам."
То есть, понимаете, человек отправился фактически в рабство за другого. И об этом так спокойно, вскользь говорит он сам. И в дальнейшем автор на это внимания не заостряет.
Или вот у Михайлова: "Майор шел и думал о Мише Родине, о первой с ним встрече под Липецком и ясно, точно это случилось только вчера, вспомнил один из эпизодов войны: ночью он, Комов, вылетал на Су-2 бомбить в Кочетках штаб гитлеровской дивизии. Вернулся, едва дотянув машину до аэродрома: осколком выбило два цилиндра. Сержант Родин принял у него самолет и спросил: «Ну как, товарищ командир, Кочетки?» Он ответил: «Больше нет Кочетков на карте!» И Родин, с трудом сдерживая волнение, сказал: «Это хорошо, стало быть, нет и штаба, - и, помолчав, добавил: - Был в Кочетках у меня, однако, домик и жена... ребенок...»"
То ли я неправильно понимаю (хорошо бы...), то ли командир только что признался подчиненному, что отбомбился в т.ч. и по его дому (и хорошо, если не по семье). И опять же, так спокойно... Ни сочувствия, ничего...
Нет, я понимаю, война, все такое. но... как-то это мне _странно_.
-
-
24.08.2010 в 14:40Вот мне, честно говоря, тоже.
-
-
25.08.2010 в 00:55Одна надежда - что я не так поняла.