Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
В Вятке был, говорят, фестиваль православных граффити. Результатов этого фестиваля мы не нашли (не то чтобы специально и очень активно искали, конечно)...
Вот это - наиболее близкий к православному граффити вариант из встреченных.
А это - пример модной, кажется, в последнее время темы (где-то мне это уже попадалось...)
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Подарили мне рекламку. Сейчас я ее вам покажу - и вы поймете, почему именно мне именно ее подарили!
Написано там следующее:
Объединение "Хоровод" предлагает летнюю программу культурного отдыха "СТАЛКЕР"
Мы с вами будем отдыхать в заповедном месте встречи двух древних речушек Ивкинка и Чернушка.
Наш день будет состоять из путешествия по неведомым лесным тропам китайского чая в русском лесу обеда, приготовленного на костре звуков гитары и бамбуковых флейт у костра
И, конечно, разных сюрпризов, приготовленных нами и загадочной вятской природой
Двухдневная программа включает дополнительно вечерний чайный театр в лесу и утреннюю медитацию и чай на реке
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Забавно: у Чарской есть _два_ рассказа "Мальчишка", "взрослый" и "детский" варианты? Или у меня уже окончательно едет крыша?..
Потому что я точно помню, что уже раньше читала очень похожий рассказ. Только там Женни была куда моложе (на каникулах, а не после выпуска... И замечу, что, судя по поведению - гонять поросят и т.д. - вариант с каникулами как-то больше похож на правду). И речи о приданом тоже не было. И вообще, уклон был не столько "романтический", сколько "педагогический". И, кстати говоря, "гипотетический детский" вариант мне нравится куда больше. Потмоу что в нем нет этого "накручивания себя": ах, она ходит куда-то, ах, наверное, на свидания, ах, она любит другого, ах, жизнь кончена, ах, благородно уступлю сопернику...
"- И вы скрывали от меня, не подозревая, как меня мучило все это, - тихо звучит голос Брянского какими-то новыми бархатными нотами. - Женни, злая, как вы могли так делать?!"
Ну, скрывала. Так она и от тетушки, и вообще ото всех скрывала. Именно потому, что не подозревала, что там Брянский себе представляет. При чем же тут злость...
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Кеменкири (kemenkiri) - известный источник глючи. Вот и в этот раз... Пару дней назад она подарила мне сумку. Рисунком на которой я не могу не поделиться с вами!
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Вот так вот детали, детали... А в подсознание проникают именно они. И оседают там.
Например, то, что преступники - как бы и не совсем люди, а уже ближе к зверям. Такие, я имею в виду, "осознанные" преступники (не случайные хулиганы и т.д.).
Или что каким бы ни был человек ("— Кем был Федотов? — Хорошо, вам не удалось вернуть ему профессиональные навыки. Он бы что-нибудь спер и задал деру.") - "моя милиция" будет все равно его защищать ("— Дайте собраться с мыслями! Я все объясню! — Но уже не мне, а следователю КГБ. Я, наверно, не услышу вашего подлинного имени, не узнаю, как оно пишется и на каком языке. И не жалею. Меня интересует одно: химическая формула яда, который вы ввели Федотову. Чтобы спасти его… Мы уходим, товарищ подполковник?").
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Очень, очень знакомая ситуация... Не в частностях, а вообще.
Потому что у меня та же проблема: один раз что-то удалось - будет повторяться до позеленения (моего? или окружающих?), невзирая на изменившиеся обстоятельства. А когда таки доходит, что обстоятельства изменились, неплохо бы изменить и поведение - мало того, что оно уже не меняется, так ведь и впечатление окружающих уже не изменить...
С другой стороны, Уилсон регулярно проводит ту мысль, что для всякого способа действий найдутся те обстоятельства и та среда, которой как раз этот способ действий подходит. Вот только всегда ли надо этому радоваться?
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Говорят, что "Особенная" - это "детский вариант" повести "К солнцу", продолжением которой является "Солнце встанет" (а уредактированный вариант последней - "Утешение").
И любопытно, как изменяются образы главных героев при переходе из "детской" категоии" во "взрослую". Точнее, не совсем так "взрослые положительные" герои примерно такими же и остаются. А вот "взрослый отрицательный" (конечно, это упрощение... ну, пока сойдет), такой романтический погубитель (кстати, как же он хотел погубить Лику??? Я понимаю, что вопрос к Зоберну) - в "детском" варианте был вполне себе положительным героем, занимающимся благотворительностью, воспитывающим сиротку и все такое.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Вот если кто захочет узнать, как выглядит ура-патриотизм, - можно смело его слать к "Эоловой арфе". Опять же, и острый сюжет там найдет.
Проблема N правил Темного Властелина (знаете, "100 правил, которым я последую, если когда-либо стану Тёмным Властелином"... на самом деле народ подошел к проблеме творчески, и их уже больше) стояла уже тогда (хотя, во-первых, она появилась вместе с появлением отрицательных героев и идеи торжества справедливости. Наверное. А во-вторых, в данном конкретном случае "придерживание языка" уже ничем бы не помогло. Или все же помогло бы?).
Но все же, боюсь, шпионские страсти и показывание "глубины человеческого падения" как-то не являются сильной стороной Чарской...
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Нет, положительно, после некоторых рассказов Чарской вспоминается бессмертное "Хотели как лучше, а получилось как всегда". Причем она-то пишет, что и получилось "как лучше", а у меня упорное чувство - "как всегда".
Маленький графчик плохо спал эту ночь... Ему грезились битвы, грезились желтолицые японцы, до смешного похожие на мартышек, виденных им этой весною в Зоологическом саду; грезились громадные броненосцы и страшные миноносцы. Все это происходило очень далеко - на Дальнем Востоке. Он видел самого себя на лихом коне с обнаженной саблей в руке. Всю ночь метался графчик... Наутро он встал взволнованный и, войдя в столовую, решительно заявил родителям: - Пустите меня на Дальний Восток. Я хочу воевать! И отец, и мать, и гувернер Николай Дмитриевич смотрели на семилетнего ребенка, пораженные его словами. - Я хочу воевать с японцами, - повторил графчик, - отпустите меня на войну и купите мне саблю. И мама, и папа, и гувернер думали, что он шутит. Но графчик не шутил. Его маленькое сердечко сильно билось в груди, глаза ярко блестели, и во всей детской фигурке было столько отваги, что родители сразу поняли, что ребенок говорит вполне серьезно. Граф первый пришел в себя от удивления и сказал: - Хорошо, ты поедешь на войну. Жаль, что не могу купить тебе саблю. У нас в именье их достать нельзя, но ты купишь ее в первом же городе по пути, а пока выбери себе любую из тех, которые висят у меня на стене в кабинете. - Отлично, - сказал серьезно графчик. - Я выберу себе саблю. Спасибо тебе, папа. А ты, мама, дай мне, пожалуйста, те трубки, которые я купил на свои деньги и просил отослать их в действующую армию. Я их сам отвезу храбрым солдатам. - Хорошо, - заметил отец, - ты выберешь саблю, соберешь свои вещи и сегодня же тронешься в путь. Доволен ты? - О папа! - радостно вскричал графчик. - Какой ты добрый, и как я люблю тебя! - Только помни, мой мальчик, тебе будет нелегко на войне и ехать придется очень, очень долго. И потом, ведь ты поедешь один! Потому что на войну не полагается брать няньку. - О да, папа! Конечно! - радостно поблескивая глазами, подтвердил мальчик. - А справишься ли ты, мой маленький? Ведь ты еще крошка! - заметила мама. - Мне семь лет, мамочка, какой же я маленький! И потом... японцы сами маленькие, как мартышки, их нетрудно победить! - А кто же тебя там одевать будет? - вмешалась в разговор неожиданно появившаяся на пороге столовой няня. - Ну вот еще, сам! - вспыхнул графчик. - А нынче меня же просил рубашку расстегнуть, говоришь, пуговки сзади не достать. - А теперь достану, фу ты какая! - окончательно рассердился сконфуженный графчик. - То-то, батюшка! Няня ушла, довольная своей победой, а графчик принялся собираться в дорогу.
* * *
У крыльца стояла тройка... Три серые лошади были взяты из конюшни графа. Графчик знал их по именам, но возница - ямщик - был ему незнаком; по крайней мере, он не встречал его никогда среди людей отцовской дворни. У ямщика была длинная рыжая борода и громадная шапка, нахлобученная на нос. От графского имения до железной дороги было тридцать верст, и маленькому графчику надо было ехать довольно долго. Родители, няня и вся дворня высыпали на крыльцо провожать его. Один только гувернер Николай Дмитриевич не провожал. Он в свою очередь, как передали мальчику, уехал - но не на войну, а хлопотать о новом для себя месте, так как маленькому воину он был больше не нужен. Графчик храбро вышел на крыльцо, тепло укутанный заботливыми руками няни. Поверх тулупчика у него висела большая сабля, бряцавшая при каждом движении мальчика. В руках он держал трубки, купленные им для солдат и тщательно завернутые в бумагу. - В добрый путь! - сказал граф-отец и поцеловал сына. Мама также крепко обняла мальчика. Все были довольны, никто не плакал, и все ласково смотрели на отъезжавшего. Графчик перецеловался со всею дворней, вскочил в сани и звонким голосом крикнул: «Пошел!» Возница гикнул, лошади тронулись... Маленький графчик поехал на Дальний Восток воевать с японцами.
* * *
Дорога была прекрасная, лошади бежали свободной рысью... Мороз слегка пощипывал нос и щеки маленького путешественника... Графчик сидел в санях и думал... Он думал о войне, о предстоящих стычках с японцами, о трубках, которые вез в подарок солдатам и, совсем уже некстати, о той злосчастной пуговице, которую ему никак не удавалось расстегнуть. Между тем солнышко скрылось... Мороз стал крепчать, и маленькому графчику захотелось кушать. - Ямщик! - робко произнес он. - Ась? - послышалось с козел глухим загробным басом. - Далеко до станции? - Ночью доедем! - Достань мне, пожалуйста, корзину с провизией, которую тебе поставили в ноги. Я хочу кушать, - попросил графчик, внезапно вспомнив о съестном, заготовленном ему в дорогу. - Да там никакой корзины нет. Нянюшка вытащила какую-то корзину, а поставить, видно, забыла, - ответил ямщик. - Придется тебе поголодать до станции, барин. А то вот что... Возьми-кась мою краюшку, я себе на ужин захватил, да уж поделюсь с тобой. И с этими словами добрый возница протянул графчику кусок черного хлеба, густо посыпанный солью. Графчик кормил таким хлебом лошадей в конюшне, но сам он даже не предполагал, что этот хлеб можно было есть. Он привык к белому хлебу и сдобным пирожкам. Однако он вспомнил, что на войне у него будет грубая солдатская пища, да к тому же голод не свой брат, и он с аппетитом съел краюшку. Голод был утолен. Но на смену ему являлся холод. Станция была далеко, а пальцы на ногах графчика так и ныли. И теплые валенки не в силах были защитить их. Невдалеке показались деревья. - А вот и лес! - произнес возница. - Дай-то Бог его проехать до ночи. А то там неспокойно иной раз бывает. - Что ты говоришь? - испуганно произнес графчик. - Там есть разбойники? - Всяко бывает, барин! Да вы чего испугались? У вас ведь сабля есть, да и потом, коли японцев зарубить хотели, так чего уж тут... И снова воцарилось молчание. «Конечно, - подумал графчик, - я не боюсь разбойников, а только холодно, да и спать хочется». Действительно, мальчик не боялся разбойников. Но сон и мороз одолевали его... Он всеми силами старался прогнать дремоту и думал о том, что его ждет впереди - на Дальнем Востоке. Вот он на месте... Грохот батарей... свист картечи... кругом крики, стоны, шум битвы... Он летит на белой лошади (непременно на белой) с громким криком «С нами Бог!». Японцы смяты и бегут к своим кораблям. Но корабли далеко, и все они пленники русских. И этой победой обязаны ему, маленькому графчику. «Ах, как хорошо! - думает мальчик. - Но только как холодно, брр! А дома теперь что? Там ужинают... Самовар кипит. Папа читает вслух последние известия с войны... Тепло, уютно, хорошо! Только, верно, обо мне беспокоятся: где-то их мальчик и как-то он доедет!» И при одном этом воспоминании сердце графчика впервые сжимается тоскою, и его неудержимо тянет назад домой - к отцу, маме, чтобы успокоить, расцеловать их и отогреться на их груди... И не замечает маленький графчик, как слезы капают на его тулупчик и замерзают на похолодевших щечках... Будущий подвиг на войне уже не представляется ему таким возможным, как раньше... Он обожает свою милую Россию, своего дорогого Царя... Он хочет наказать злых японцев, хочет по мере своих силенок помочь дорогой родине, но ведь он такой маленький, слабенький! Вот он мерзнет от стужи при самом небольшом морозе, ему хочется кушать, спать... И впервые раскаяние западает в отважную душу мальчика... Как он жалеет, что так мал и слаб! Нет, не совершить ему, должно быть, трудного подвига в защиту русской чести... Ну, что ж! Пусть он умрет за правое дело! Не возвращаться же ему назад с дороги. Это было бы так позорно и гадко! И немножко успокоенный, ребенок засыпает крепким сном, прижимая к груди солдатские трубки, которые, несмотря на стужу, цепко держат его замерзшие пальчики.
* * *
Если бы маленький графчик не спал так крепко, он, наверное, заметил, что кони разом остановились, возница соскочил с козел и наклонился над ним с тревогой. Потом возница быстрым движением сорвал рыжую бороду и оказался гувернером маленького графчика - Николаем Дмитриевичем. - Спит, бедняжка! - прошептал мнимый ямщик и, бережно прикрыв медвежьей полостью ноги ребенка, снова вскочил на козлы и погнал лошадей, только не к станции, а назад. В имение графа...
Графчик проснулся, но не в дороге, не в троечных санях под медвежьей полостью, а на мягком диване под теплым стеганым одеяльцем, окруженный добрыми радостными лицами родителей, няни, гувернера, не успевшего еще сбросить свой ямщицкий армяк. Графчик разом все понял и, вспыхнув от стыда, залился горькими слезами. - Какой срам, какой стыд! - Никакого здесь нет стыда, мой дорогой мальчик, мой отважный маленький воин! - произнес отец. - Я нарочно не останавливал тебя, когда ты объявил свое решение идти на войну! Ведь это было благородное побуждение, и я мог только гордиться им. Но ты не рассчитал своих силенок и упустил из вида, что на трудный военный подвиг идут сильные борцы, а не дети! Понял ли ты меня, мой мальчик? - Понял, папа! - воскликнул маленький графчик и уже не чувствовал никакого смущения и стыда в глубине своего маленького отважного сердечка.
Вроде бы все нормально, никто не обижен, ничего... Но почему же мне так трудно поверить в последнюю фразу???
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Ну что можно сказать? Это не так печально, как некоторые другие трибьюты. И даже не так печально, как падение Нуменора. Будь я незаинтересованным лицом, я бы, может, даже сказала, что совсем не печально.
Другой вопрос, что _я_ Странников "вижу не так", но это уже мои проблемы, не правда ли?
Любопытна идея увязать все "загадки мира" (заодно щедро добавив к ним новых) в одну. И отгадать ее. Но... как мне кажется... это чем-то обедняет мир. И, может быть, не всем загадкам нужны высказанные отгадки? Хотя эта любовь к отгадкам естественна. "Пусть они выживут!" - лозунг не только реаниматоров (если верить Кривину), но и фэнов. (И как я их понимаю!...)
Еще мелкая придирка. Насчет Саула, фашизма и потомков. Как мне, опять же, кажется - не воевать они разучились. Они разучились узнавать фашизм. И, пожалуй, это понятно. И, возможно, даже хорошо. _Кому положено_ - те, наверное, видят. А остальные... А вот именно это неумение остальных _представить плохое_ и создает Мир Полудня. То самое ощущение, которое так непросто воспроизвести. В данном случае авторы и не пытались - избрав своими героями прогрессоров, которым "узнавать фашизм" (в широком смысле) по должности положено.
Зато я наконец поняла, _что_ мне напоминал "гипотетический финал". Тот, который "Боюсь, вы живете в придуманном мире". Не то известный стих "Лошадь сказала, взглянув на верблюда...", не то не менее известную, зато вполне реалистическую ситуацию, когда нечто непредставимое объявляется несуществующим (в лучшем случае - выдуманным). Как известно, в Арканаре земляне на этом уже обожглись. Теперь очередь Внутреннего Круга?
PS. Здесь должно было бы быть обращение к двум лицам. Ровно к двум. (С третьим мы, вроде, незнакомы и, вроде же, здесь его нет). Надеюсь, они поймут, к кому именно и чего я от них (не) хочу.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
У меня сильное подозрение, что "Утешение" (повесть) либо сильно уредактирована (в чем не было бы ничего ни нового, ни оригинального), либо является второй частью какой-нибудь дилогии (и мне даже глючится, что что-то похожее я видела... но то точно был рассказ... опять пара "детское-взрослое"?).
А по сути - вспоминается мне "картина Репина" (кавычки - потому, что не знаю, есть такая на самом деле или нет; описание взято из книги З.Воскресенской "Консул"): "Справа – рабочая масса, почти одноликая, едва обозначенная. Много рук. Одни сжаты в кулаки, другие в какой-то нерешительности пытаются сложить пальцы не то в кулак, не то в крестное знамение. Третьи поднесли три сжатых пальца ко лбу." Вот, понимаете, так и тут: есть главные герои. И есть еще один главный герой - рабочая масса. Но какая-то она... именно что _темная_. Что называется, "хтоническая сила".
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
О! Я так и знала! Что "чемпионом" окажется Никки!
Очень за нее рада. Жаль только, кажется, ей это будет не очень в радость. Конечно, про _такое_ в книжке не напишут, особенно в детской, там должно торжествовать правильное воспитание, а ребенок должен "благодарить и кланяться". Но вот если "посмотреть за картинку"...
А может быть, и не надо туда смотреть? Что автор хотел показать - то и показал, а остальное - от лукавого.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
До меня на днях добралась книжка - сборник фантастических рассказов. На татарском языке. И там оказался рассказ Стругацких (собственно, потому я книжку и добывала). А вот чего у книжки не оказалось - так это обложки.
Ну, не проблема, - решила я. Возьму в Ленинке, отсканю, распечатаю, переплету... будет почти как настоящая. Ага, щас!..
Поскольку последний (он же, кажется, первый) раз каталогом изданий на языках народов СССР я интересовалась много лет назад, я уже все забыла. И пошла к консультанту каталога: мол, такая ситуация: сборник на татарском языке, известно название и год издания. Где бы поискать шифр? И меня послали. Уж послали, так послали - в систематический каталог. Посозерцав пару десятков ящиков с пометкой "Татарский язык" и осознав, что шифра художественной литературы я не знаю от слова "совсем", решила попробовать спихнуть проблему на специалистов из ЦСБ (или как его ныне). Там мне посочувствовали, алфавитный каталог нашли (наверное... надеюсь), а вот книжку в нем - нет. Сказали, что на "Фантастик" там нет вообще ничего. Нашли русско-татарский словарь, в нем нашли, как будет "фантастический" ("фантастик", я ж говорю, и еще как-то на "хы..."), ушли, поискали на "хы" (я альтернативность своих способностей знаю... Но не могла я при перерисовывании названия _так_ перепутать!), тоже не нашли...
Потом я вспомнила, что алфавитный каталог изданий на языках народов СССР был на третьем этаже (как раз там, где гнездовались специалисты по экзотическим языкам). Прошедшее время, увы, уместно: он там именно _был_. А больше его там нет. И где он есть - я не знаю.
Так что, уважаемые татарстанские френды, если вам попадется это издание - сканы обложки меня очень порадуют!
Картинки, как всегда, "кликабельны", открываются _очень_ большие исходники.
Это - стр.89, она же - первая страница рассказа. Узнаете, какого именно?
А это - оглавление.
Издание забавно тем, что на нем штампы трех библиотек. Точнее говоря, 2 штампа и 1 подпись: Центральная библиотека Альметьевской централизованной системы, Шарлалинская сельская биб-ка (это - подпись), Республиканская детская библиотека Татарской АССР.
PS. Библиографический вопрос: И как это описывать, если у меня на клавиатуре таких знаков нету? Транскрипцией? А как оно читается?
PPS. На фоне этой эпопеи тот факт, что я пристроила заказ по МБА на, кажется, несуществующее издание "Жука в муравейнике" (Нью-Йорк: Орфей, 1986), кажется незначительным. Зато вот если пришлют... (То я всерьез подумаю о поиске "Отеля..." от "Bookinist Publishing Corporation" и от "Библиотеки Алия", 1985).
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Вот любопытно: многие ли из фэнов помнят сейчас такой справочник? А ведь был, и скандал вокруг него был, сам АНС что-то недружелюбное сказал о.
Впрочем, помнить все скандалы нельзя (и правильно). Но некоторые-то помнятся. И вся проблема в том, что я хорошо помню старые скандалы (про них я читала) и совсем не знаю нынешних (про них еще не пишут мемуаров). И, соответственно, в оценках и проч. ориентируюсь на "тот фэндом", а не на нынешний. (Знаю, надо не на фэндом, а на себя ориентироваться. Но вот это как раз и не получается).
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
О, как возрадовалась моя душа! О, как она запела!
А пела и радовалась она по очень забавному поводу: из-за того, что "зарубежный след" оказался просто "липой". Это хорошо, это автору уважительно-радостное глючье "ква"!.
Интересно, никто еще не проводил параллелей между книгами Раткевичей и известным "Жизнь дает человеку три радости: друга, любовь и работу"?..