Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Здороваться с дежурными на станциях, милиционерами там же, водителями автобуса и т.д.
Вопрос: кто ответит первым, кто будет чаще отвечать и т.д.?
Местные "типа дворники" отвечают все время; иногда отвечают дежурные у эскалаторов на "Маяковской" (новый выход), но водители автобусов отвечают чаще. Милиционер ответил только один.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
По мотивам недавнего рытья на е-бее. Для American Girl есть куча аксессуаров и одежек. Но среди этих аксессуаров нет книжек (за исключением Библии и, возможно, "школьных наборов").
Зато _про_ них - есть книжки, продающиеся как вместе с куклой, так и по отдельности.
Про Барби есть, кажется, журнал, а вот насчет _книг_ - не уверена. Зато в качестве аксессуаров книги бывают...
(А лучше всего с книгами 1/12, но это совсем другая тема).
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Вчера мы с Ка-Мышью дошли до Аптекарского огорода. Там было хорошо!..
(На этой фразе проницательные френды поняли, что сейчас на них вывалят кучу фотографий, и почти не ошиблись. Почти - потому что фото там не только вчерашние, из Аптекарского огорода, но и некоторое количество более старых).
Это была преамбула.
Теперь - эпиграф.
"– Хотя… – эльф задумчиво повел плечом. – Не уверен, что ты бы ее красоту сразу заметил, даже не сотвори она над собой такого. Она ведь не замок, она ключ. – А это что еще за эльфийское присловье? – вновь удивился Лерметт. – Не совсем эльфийское, – поправил его Эннеари. – Пограничное. У нас замков не водится, сам ведь знаешь. Как бы тебе объяснить… вот я – замок… и ты тоже, особенно с человеческой точки зрения. А Илери, к примеру, для нас – замок, а для вас – наверняка ключ. Шеррин – ключ, вне всяких сомнений. – И что это должно значить? – Лерметт только потому не терял хладнокровия, что уже успел несколько привыкнуть к эльфийской манере изъясняться. К тому же долг платежом красен – разве не он только что точно так же томил Арьена окольными разъяснениями? – А вот что. – Эльф спрыгнул с ветки и подошел к молоденькому клену. Алая листва, залитая холодным золотом позднего рассвета, пламенела, словно костер на ветру. – Это – замок. На виду висит, так сам в глаза и бросается. Мимо не пройдешь, не заметив. Яркая красота, броская, резкая. Ее и искать не надо – издали видно. – Понимаю, – согласно кивнул Лерметт. – А ключ… – Эннеари огляделся в поисках подходящего примера. – Да вот хотя бы, в двух шагах от тебя… эй, куда ты смотришь? Поди сюда. Лерметт послушно встал и подошел к эльфу. – Вот тебе и ключ, – улыбнулся эльф, указывая на крохотное растеньице почти у самых своих ног. Лерметт потянулся было сорвать стебелек, но Арьен ухватил его за плечо. – Куда?! Нет, ты не рви – сорвешь, ничего не увидишь. Так прямо в руках и завянет, до глаз не донесешь. Ты сам к нему нагнись. Стебелек едва доставал Лерметту до щиколотки. Сгибаться пополам было нелепо, и Лерметт опустился на колени прямо в ледяную росу, и уж только тогда нагнулся. – Смотри, – шепотом пронеслось над его головой, – смотри внимательно. Узкие расходящиеся листья были беспорочно изящны. Они пленяли четким совершенством очертаний. Их разлет радовал глаз – не грубо размашистый и не жеманно сдержанный, а естественный, как само дыхание. Поблекшая зелень уже слегка тронулась по краям чуть заметной желтизной, но растеньице не сдавалось осени. Оно ничуть не выглядело привялым – наоборот, хрупкий стебелек вопреки холодам венчался крохотным белоснежным цветком, едва различимым с высоты человеческого роста, но вполне заметным вблизи. Лерметт невольно приблизил к нему восхищенное лицо и замер. Рядом с немыслимой нежностью тонких лепестков бархатистость розы казалась грубой, а белизна жасмина – нарочитой. Их соразмерная стройность завораживала. – Вот это и есть ключ, – засмеялся Эннеари. – В отличие от замка, на виду не валяется, его еще поискать надо. Зато когда найдешь – глаз не оторвать. А замок быстро взгляду примелькается. Понимаешь?" (Э.Раткевич, "Ларе-и-т'аэ").
Так вот, это основное различие между моими и Ка-Мышиными фотографиями. Она - находит ключи. Я - вижу только замки. Поэтому приглашаю изучить и ее фотоотчет.
А сейчас будут фотографии. Как обычно, все фото "кликабельны".
Сначала выложу несколько давно обещанных фотографий без ката.
Давно обещанная цветущая лиственница (на этот раз - то ли того пола, то ли той стадии цветения).
Ясень (который никак не влезал в один кадр)
Лист ясеня
"Американский клен". Хотя и наклонный - зато его хорошо видно весь. И рядом как раз здание...
Краснопресненская речка (в смысле - речка в парке "Красная Пресня")
Мостик через ту речку
А по речке плывет уточка... (Про уточек будет еще дальше).
Неопознанный цветок на фоне подорожника
Клевер и крапива
"Солнце печет, Липа цветет, День прибывает - Когда это бывает?"
Вот только с солнцем не сложилось что-то... Апчхи!
Просто лужа. Мне понравились круги на воде...
Просто московская улица (между прочим, я так и не знаю, как она называется. Где-то в тех краях - Моховая, но она ли это?) в тот же самый день. (Вообще-то это вид из окна РГБ, но я вам этого не говорила!)
Неопознанный куст
Начиная с этого момента, большинство подписей будут однотипны: неопознанный куст/неопознанный цветок. Кто опознает - скажите. Итак, неопознанный цветок.
Еще неопознанный цветок.
И еще...
И еще...
Белый шиповник. А любите ли вы одноименный сборник Б.Алмазова???
Почти по Андерсену: розы и чертополох...
Разнотравье
Некоторое количество злаков. Или трав???
Еще цветочек
Очередной цветочек
Ка-Мышь, прекраснее любого цветка!
Кувшинки. А может, и лотосы. Медитировать там, во всяком случае, было хорошо!..
Кувшинки и черепаха
Черепаха...
Ах, как хорошо черепахи грелись на памятнике калитке...
Но как же трудно им туда вылезать!..
Каппа с Мюмлой сфотографировались, как и положено лягушкам, на листе кувшинки...
Изогнутая ветка
Утки там - непуганые... (нервные, видимо, не выживают). Эта вот (или этот вот - утвержается, что там живет пара уток-огарей, если я ничего не путаю; рыжих там действительно двое, а остальные что - их утята?) прихорашивался, изворачиваясь так, что любая кошка померла бы от зависти на месте, и неодобрительно косился на фотографирующих - мол, что лезете, вот причешусь - тогда и попозирую! И обещание сдержал.
Тем временем "другое утко" опекало утят. А может, и совсем не этим занималось.
"Первое утко" закончило охорашиваться и отправилось исполнять обещанное - то есть позировать. Заодно совмещая приятное с полезным (то есть пощипывая травку). Подозреваю, что к нему можно было и ближе подобраться (то есть нагнуться) - это уже мне было неудобно.
Несмотря на развешанные призывы не кормить рыбок и уточек - их все равно кормят. Но этот демонстрирует силу воли - и щиплет не булочку, а травочку. Голуби проблемой диеты не заморачиваются.
И все фотографируют уточку.
Аттракцион "увидь птичку"
Очередной неопознанный кустарник. Почему-то мне его очень хочется обозвать не то таволгой, не то спиреей. Но лучше не надо...
Сирень. Только какая именно - я забыла.
Немножко татарского клена. (Пометка: и перестать его путать с американским!)
Возможно, это ирисы. ("Мама, это эльф???")
Пион
Цветочки и туя
Очередной неопознанный растущий объект (НРО).
НРО № 2
НРО № 3.
Я очень люблю физалисы и лунарии (они для меня символизируют лето... юг... каникулы... хорошо... ква...). Но им пока явно не сезон. Так что - вот заменитель.
Береза. Одна штука. То есть это, во-первых, одна и та же береза с двух сторон, а во-вторых, это все - ровно одна (не две, не три) березы.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Забавно иногда получается: спортивные шаровары были мне давно и хорошо известны (о, уроки физкультуры в начальной школе! О, то время, когда участвовать в них мне так хотелось!..).
Потмо я прочитала "Тотто-тян" и узнала о "блумерах": "Но, по правде говоря, с некоторых пор она предпочла бы «блумеры» – спортивные шаровары с резинками выше колен и отутюженными стрелками. Такую одежду она увидела однажды после уроков, когда директор занимался ритмикой с группой воспитательниц детских садов. Тотто-тян отметила, как ладно сидели на них широкие, как бы вздутые, шаровары. Когда девушки дружно притопывали ногами, было заметно, какие у них изящные и упругие бедра. Тотто-тян это очень понравилось. «Какие у них красивые фигуры!» – подумала она, и ей захотелось быть похожей на взрослых. Прибежав домой, она вытащила из шкафа штанишки, надела их и тоже стукнула ногой об пол, но – ничего похожего! – ведь была она худенькой девчонкой из первого класса. После нескольких тщетных попыток Тотто-тян решила, что все дело в шароварах; которые были на девушках: надень она их – и у нее тоже будут красивые ножки. От мамы она узнала, что это штаны – «блумеры». Тотто-тян решительно заявила ей, что хотела бы пойти на спортивный праздник именно в такой форме, однако маленького размера нигде не нашлось. Пришлось все-таки идти в обычных штанишках, в которых, увы, все равно не видно, какие красивые бывают ноги…"
А вот теперь узнала, что такое эти "блумеры"/"блюмеры" (да, конечно, Гугл знает все, но мне было лень туда лезть). "Амелия Блюмер в 1840-х годах предложила женский костюм, характерным элементом которого были шаровары до щиколоток и надетая на них юбка до коленей." (Правда, по описанию я бы не сказала, что там "резинки выше колен". Может, позже появились разные варианты?)
Но мне очень была бы интересна реакция "окружающих". Прохожих и т.д. Причем "реальных" - понятно, что в мире, описанном Олкотт, все бы восхищались. А вот на самом деле?..
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Очередной текст "о пользе бдительности". Но как я есть тупой глюк - никак не пойму, где грань между бдительностью и паранойей???
В тексте, понятно, паранойи быть не может по попределению, автор подыгрывает героям, и все подозрения оказываются верными. А вот в жизни??? Хотя, конечно, это очень умозрительный вопрос (опять же, в отличие от книг).
Но написать я хотела не столько об этом, сколько о том, что сабжевая повесть - очень яркий пример того, как шпион гибнет "от своей же руки". Так долго он спаивал и запугивал того шофера... И когда все выяснилось -
"- Гадина! - крикнул Елагин и, разбив бутылку о столб, почувствовал резкую боль в руке. Осколки впились в его ладонь, и эта физическая боль дала ясное направление его гневу: Гуляев, вот кто виновник его несчастий, вот кто толкнул его на путь лжи и обмана! И во имя чего? Девочка жива, здорова, а он два месяца, мучимый укорами своей совести, не находил себе места! Так, в полном смятении, медленно, шаг за шагом он поднимался по Обозной улице на Зеленую Горку, и с каждой минутой его гнев нарастал и ширился. [...] Когда Саша Елагин подходил к дому, где жил Гуляев, он услышал эти три выстрела, а затем увидел, как распахнулось окно мезонина и Гуляев с пистолетом в руке выскочил на крышу, легко перепрыгнул на соседнюю крышу дома Сергеевой и, пробежав по ее краю вдоль водосточного желоба, спрыгнул вниз, где в тени дома стоял Елагин. В яркой вспышке молнии они увидели друг друга. - Посчитаемся чуток! - угрожающе сказал Елагин, но Гуляев нажал гашетку пистолета, он стрелял в упор... С ловкостью, казалось, несвойственной его большому телу, Елагин рванулся вперед и схватил старика за горло. Гуляеву удалось выстрелить еще два раза... Когда Никитин и Каширин прибежали на звук выстрелов, они с большим трудом вырвали из рук раненого Елагина полузадушенного, потерявшего сознание Гуляева."
Интересно: практически никогда в этих романах шпионы не пытаются воспользоваться своей капсулой с ядом. Но то, как они старательно наступают на одинаковые грабли (поверитьв запуганность человека и т.д.) - наводит на мысли, что что-то в идее про борьбу инстинкта жизни с инстинктом смерти есть...
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Вчера случилось удивительное явление. Мне позвонили из РГБ и сказали, что пришла одна из книг, заказанных по МБА, и что я могу за ней приходить.
Всю дорогу глюк думал, что же это могло прийти. Лучше всего, конечно, "Букинист". Но это вряд ли. Может быть, "Волны гасят ветер"? Я как раз недавно ее купила... С другой стороны, там 2 страниц не хватает, вот как раз и отсканю!..
Истина оказалась примерно посередине: из библиотеки Кембриджского университета (уже глючно, не правда ли?) добралась "Страна багровых туч" от "Орфея" (почему "посередине" - потому что за истекшее время я ее успела попробовать заказать, и теперь с интересом жду результатов). Считается, что 1985 года. Может быть. Точно не ранее 1982 года (почему точно не ранее - узнаете ниже), точно не позднее 1986 (библиотечный штамп 1986 года). Ну, может, и 1985, почему бы нет?...
Судя по ярлычку, особым спросом она не пользуется: брали ее 2 раза: в 199* и 200* годах. С одной стороны, оно и к лучшему: пользовалась бы спросом - не отправили бы ее на очень историческую родину (зато книга немало путешествовала). С другой стороны, как сказала Ка-Мышь, за книгу обидно. С третьей стороны, может, у них там другие издания есть...
Что можно сказать об издании? Оно глючно.
Основным источником послужило издание 1969 года (Страна багровых туч: Повесть / Худож. В.Юдин // Стругацкий А., Стругацкий Б. Страна багровых туч; Днепров А. Глиняный бог. - М., 1969. - С.5-282. - (Б-ка приключений: В 20 т.). - Т.17.). Не то чтобы у "Орфея" был _особо_ богатый выбор возможных источников, конечно...
Из вышеупомянутого издания 1969 года добрые люди взяли даже послесловие. Но, сами видите: оригинал-то - сборник, там произведения двух авторов. И в послесловии, что совсем не удивительно, рассказывается об обоих. "Орфеевцы" решили проблему радикально: они отрезали всю вторую часть послесловия, где речь шла о Днепрове. Оно стало кончаться фразой "С этим романом в советскую литературу вступили крупные, известные сейчас далеко за пределами нашей страны писатели". К сожалению, вместе с отрезанной второй частью пропала и подпись - но "мы-то знаем, что" автором послесловия является Ю.Кагарлицкий.
Кстати о послесловии. В оригинале-то оно - после _всех_ произведений, так что в "новом" издании пришлось на его страницах заменить нумерацию. И это явно заметно: номера страни послесловия даны совсем другим шрифтом и крупнее, нежели во всем остальном тексте.
Кстати о номерах страниц. Это извечная проблема... Потому что в оригинале-то текст начинается со стр.7, но перед этим идет: пустая страница (есть у "Орфея"), титульный лист повести (есть у "Орфея"), информация о художнике и оформителе (нет у "Орфея"), титульный лист сборника (нет у "Орфея"), титульный лист тома "Библиотеки приключений" (нет у "Орфея"), страница с логотипом издательства (нет у "Орфея").
Частично проблему постарались решить, добавив страницу с фотографией Стругацких и "аннотацией". Но помогло не очень. То есть "попадание в количество страниц" можно зачесть, только если стр.1-2 посчитать обложку.
Да, кстати о "служебной информации": она оставлена в неприкосновенности. Т.е. на стр.17, к примеру, можно прочесть: "2 Страна багровых туч", на стр. 49 - "3 Страна багровых туч" и т.д.
Что еще характерно, так это то, что "аннотация" была взята из сборника "Белый камень Эрдени" и использована в "Орфееевской" же "Улитке на склоне" (вместе с фотографией). Она гласит: "Герои Стругацких живут в динамичном, быстро меняющемся мире, и смоделирован он так убедительно, что даже на условном фантастическом фоне кажется почти достоверным. У этого Будущего нет и не будет идиллии. Действительность ставит перед людьми все более сложные задачи. Отсюда - противоречия и конфликты, толкающие к новым свершениям. Человечество, вступая в Контакт с другими цивилизациями Галактики, считает своим нравственным долгом помогать отсталым планетам в борьбе за будущее - содействовать их переходу на путь прогрессивного развития. Возникает комплекс проблем: польза или вред любого стороннего вмешательства в ход истории; трудности взаимопонимания с иным Разумом; ответственность ученых и человечества в целом за допущение опасных экспериментов или опрометчивых действий, вызывающих цепную реакцию негативных последствий; соблюдение научной тайны, либо запрет на исследования, если в них таится угроза. Все это стянуто в сюжетные узлы и отнюдь не выглядит умозрительно. Конфликты и проблемы, обращенные, казалось бы, к будущему, наводят на серьезные размышления, воспринимаются как метафоры и гиперболы противоречий нашего времени."
А вот откуда взята фотография - не знаю.
Но эта история с аннотацией, равно как и видный на титульном листе логотип "Орфея", явно показывает, что "Нью-йоркский" "Орфей" (издавший "Улитку на склоне"), "израильский" (издавший "Страну багровых туч"; только не спрашивайте меня, как определяли место издания!) и "сан-францисский" (издавший совместно с "Глобусом" "За миллиард лет до конца света"... у него бумага на обложке ну очень похожа!) - скорее всего, одно и то же издательство. Правда вот где именно оно было расположено - науке пока неизвестно.
Да, так вот об обложке... Она представляет собой черный рисунок на плотной синей бумаге, похожа "по виду" на оформление "За миллиард лет до конца света" (Сан-Франциско: Орфей; Глобус).
Но вот откуда взят рисунок - тоже непонятно. Может быть, вы знаете?
Вот посмотрите (картинки "кликабельны", ведут на более крупные картинки).
Это вот обложка. Никто рисунок не узнает?..
Это вот та самая добавочная страница. Откуда фотографию взяли - не в курсе ли?..
А это титульный лист, на который приятно смотреть: потому что откуда _он_ взят - я знаю точно!
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Вот интересно: в _шпионских_ детективах шпиона часто сравнивают со зверем:
"А тревога была и словно тень шагала с ним рядом, и так же, как тень, была неуловима. Это был инстинкт зверя, почуявшего охотника на своем следу." "Он был жалок и в то же время страшен, как всякий загнанный зверь." "- Нет, наоборот, - сказала она и, поздоровавшись с Кашириным и Никитиным, подошла к Лассарду. Маша спокойно, с холодным любопытством рассматривала его, как смотрят впервые на диковинного заморского зверя, заключенного в клетку зоопарка."
Есть это и в других шпионских детективах... ("Тяжело дыша, озираясь по сторонам, точно затравленный зверь, он поднял руки вверх.").
А в не-шпионских детективах это есть? Не помню вот...
@музыка:
Сергей Калугин и группа "Оргия праведников" - Король-Ондатра
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
...я приношу свои глубочайшие извинения г-же Чарской.
Некоторое время назад (года так полтора) я писала о ее рассказе "Нуся" (вот здесь: silent-gluk.livejournal.com/174593.html ) и выражала неудовольствие религиозным поворотом сюжета. Ну как-то неестественно он смотрелся! А также придиралась к мелочи типа: если "этот Алчевский очень беден, и Нуся отлично знает это. Питается он впроголодь, бегает по грошовым урокам. Его всегда можно застать в храме. И никогда хорошее настроение духа не покидает его, несмотря на то, что у этого самого Алчевского на плечах целая семья: мать-старуха, больная сестра-вдова, сестрины дети. И он умудряется содержать всех четверых." - то есть практически все силы у него уходят на зарабатывание денег (на целую семью!), да плюс учеба - как он умудряется не просто регулярно ходить в церковь - "его всегда можно застать в храме"?...
Недавно telwen меня просветила. Этот поворот и _должен_ смотреться неестественно. Потому что он - не Чарской принадлежит, а В.Зоберну, литобработчику...
Кому интересны подробности - приглашаю пройти по этой ссылке: www.diary.ru/~charskaya/p112008665.htm . А если кому лень, так я процитирую вывод: "В маленький рассказ добавлены: два абзаца, одно предложение, одно определение. И все? Но эти мелочи полностью меняют смысл рассказа. И бытовой рассказ о доброте человеческой меняется на нравоучительный рассказ о доброте Бога. При этом еще и с каким-то современным торговым душком: вот Нуся отошла от церкви - сразу все стало плохо. Вот Нуся помолилась и сразу ей пришли на помощь..."
А я еще раз прошу прощения у г-жи Чарской, что отнесла на счет ее оригинального текста недостатки "литобработки". Ну а Зоберну, полагаю, уже все равно: плевком больше, плевком меньше...
А telwen большое спасибо - за разыскания и информацию!
Л.Чарская. Нуся — СПб. – М.: т-во М.О.Вольф, 1913 — 23с.: ил. — (Приложение к журналу «Задушевное слово для старшего возраста.» 1913. №9)
Лидия Чарская
Нуся
I
На стенных часах в коридоре пробило два. Нуся захлопнула толстую тетрадь лекций и зевнула. Она встала сегодня очень рано, чтобы готовиться к полугодовым зачетам. Хотелось спать. Но еще больше сна давал себя чувствовать голод. Вот уже целую неделю Нуся не заходит в кухмистерскую, где прежде получала за тридцать копеек довольно скудный обед. Скудный - — но тем не менее обед. А теперь, седьмой день ей приходится довольствоваться чаем и ситным с плохонькой колбасой из мелочной лавочки. Нынче же и на колбасу не хватит. Всего восемь копеек осталось в ветхом, порыжевшем от времени кошельке. А недавно еще — конечно, сравнительно недавно — этот кошелек был новенький, красивый, а главное — полный денег, кредитных бумажек и блестящих новеньких золотых. Точь-в-точь так же полон, как полна была Нусина душа самыми светлыми, самыми радужными надеждами всего несколько месяцев тому назад. Как хорошо помнит этот день Нуся! Отец с матерью, бабушка и маленькая сестренка Ирочка провожают ее на вокзале их уездного глухого уголка. Там, в бытность свою в родном городе, Нуся мечтала о Петербурге. Бедную гимназисточку Нусю манил Петербург и своими курсами, на которых Нуся, в этом году окончившая лишь гимназию, мечтала продолжать свое образование, и публичными лекциями, и театрами, и кружками учащейся молодежи. Там, чудилось ей, текла совсем особенная, совсем исключительная жизнь, полная значения, интереса и смысла. Каким будничным казалось ей ее «прозябание», как она называла жизнь в уездном городке! Родители не имели ничего против поступления Нуси на курсы в Петербурге; но отец, суровый труженик из бедных чиновников, решительно заявил дочке: — Поезжай, коли надумала. А только смотри, Анна, денег зря не транжирь. Больше пятнадцати рублей высылать тебе в месяц не могу... А в Питере, говорят, жизнь втридорога. Не опростоволосься. — Пятнадцать рублей в месяц! Да это целое состояние, папочка! — и Нуся, которой все казалось в розовом свете, даже запрыгала от радости. — И потом... потом я буду давать уроки! — Ну, где там уроки, Нусенька! Чай, ученье все время съест у тебя... А ты вот что: возьми у меня... Продала я шубу с воротом черно-бурой лисицы, пятьдесят рублей дали. Вот, их возьми, деточка, на обзаведение. Куда мне, старухе? Сыта и обута. Много ли мне надо?.. И старая бабушка сунула в руку Нуси этот самый, теперь уже порыжевший, тогда же новешенький кошелек с деньгами, скрепляя слова свои поцелуем. Через несколько дней Нуся уехала.
II
Петербург с первого же дня появления в нем Нуси жестоко напугал девушку. Сразу пришлось истратить целую уйму денег: внести плату за право слушания лекций, обзавестись книгами, заплатить за комнату. А там театры: нельзя же было не познакомиться с ними с первых же дней. Затем пришлось приобрести некоторые вещи для пополнения гардероба и прочее, и прочее, и прочее. Словом, деньги текли, как вода. Не прошло и месяца со дня водворения Нуси на жительство в столице, как пришлось уже познакомиться с недохватками и недостатками. Деньги, подаренные бабушкой, очень скоро были израсходованы. Правда, каждое первое число отец аккуратно высылал по пятнадцать рублей в месяц, но разве этого могло хватить при восьмирублевой комнате на обеды, чай, прачку, трамвай и прочее и прочее? А уроки, как назло, не попадались. Слишком уж много развелось желающих давать уроки!.. Нуся, однако, не унывала. Новые товарки, знакомство с ними, разные кружки, а главное — театры, куда она с таким удовольствием бегала на галерку, не давали ей первое время долго раздумывать над печальными обстоятельствами. И только неделю тому назад, когда пришлось вместо обедов питаться чем Бог послал и избегать чуть ли не весь город, тщетно ища занятий, русая головка Нуси в раздумье опустилась, а беспечное до сих пор детское личико приняло столь несвойственное ему выражение озабоченности и грусти. Нуся познакомилась с первыми вестниками нужды...
III
В то время как Нуся размышляла над грустным своим положением, у двери ее крошечной комнаты послышался легкий свист шелковых юбок, затем последовал троекратный стук в дверь, и в Нусину каморку просунулась элегантная хорошенькая головка в большой шляпе со страусовыми перьями. — Изволина, можно к вам? — произнес звонкий голосок гостьи с порога комнаты. — Входите, Борей, входите! Элли Борей, однокурсница Нуси, дочь богатого банкира, впорхнула в комнату, внося с собой струю свежего морозного воздуха и вдобавок к нему — тонкий аромат дорогих парижских духов. — Что вы делаете, Изволина? Никак зубрите лекции? Бросьте, милушка. Стоит того... Я сегодня не поехала на курсы. Проспала. Вчера отец повез всю семью в оперу. У нас была ложа. Вы не можете себе представить, как они пели вчера! Я обожаю «Риголетто». Вы помните этот мотив? И Элли пропела хорошо знакомую Нусе арию. Нуся оживилась, сразу забыла свои плохие дела, голод, жуткий призрак нужды. Элли она не любила, как не любили все эту богатую, праздную, Бог весть для чего поступившую на курсы, барышню. Но Элли принесла с собой кусочек того радостного светлого мирка, который всегда так тянул к себе Нусю. — А сегодня что вы делаете, Элли? — с любопытством спросила она нарядную оживленную Борей. — Сегодня? Ах, милушка, да разве вы не знаете? Сегодня бал у технологов... Надеюсь, и вы там будете... Я нарочно к этому дню сшила себе платье. Прехорошенькое вышло: зеленое, прозрачное, на розовом чехле. Очаровательно... А на голову — розовую же ромашку... Вот вы увидите. Ведь встретимся на балу? Все наши там будут. — Да? — голос Нуси упал до шепота, личико вытянулось и побледнело. Ах, как ей хотелось попасть на этот бал! Она давно мечтала о нем. Но разве можно идти туда в том черном потертом платье, в котором она бегает на лекции или в театр на галерку? А другого у нее нет. Да и потом, какой уж тут бал, когда ей есть нечего. Нуся тяжело вздохнула. Глаза ее невольно наполнились слезами. Вдруг внезапная мысль осенила ее голову. «Что если взять взаймы несколько рублей у этой богатой и нарядной Элли? Можно будет купить светлую кофточку... Они недороги... Из дешевого шелку... И одеть с черной юбкой, предварительно хорошенько почистив последнюю. И перчатки... Может быть, и на туфли хватит. Элли всегда располагает крупными суммами карманных денег. Что ей стоит помочь товарке! Она, Нуся, отдаст ей, непременно отдаст, когда получит.» И красная от смущения Нуся, первый раз решившаяся просить в долг денег, заикаясь, чуть шепотом лепечет: — Борей, голубушка, не можете ли вы мне одолжить десять-двенадцать рублей. Я вам отдам при первой возможности, — и окончательно смущенная, она низко-низко опускает свою русую головку. Борей прищуривается. Ее глаза смотрят чуть-чуть насмешливо на эту склоненную головку. Сколько раз обращаются подруги с подобными просьбами к ней, Борей. Она уже к ним привыкла. Разумеется, у нее, Элли Борей, всегда найдется в портмоне такая ничтожная сумма. Но с какой стати рисковать ею? Она не настолько хорошо знает эту самую Изволину, чтобы быть уверенной в отдаче ею долга. Да и потом — на всякое чиханье не наздравствуешься: сегодня попросит одна, завтра другая. А ей, Элли, еще так много хотелось купить именно в этот день: такие миленькие открытки выставлены на углу Морской, затем надо зайти к Балле купить сладости. Она, Элли, обожает засахаренные фрукты — только фрукты, остальных сладостей не признает. И еще непременно надо купить кое-что из туалета... Как, однако, неудобно отказывать этой девочке. Элли косится на все еще склоненную русую головку: «Сейчас видно глухую провинциалку, — иронизирует она мысленно, — извольте радоваться — дай ей сразу десять-двенадцать рублей! Или она воображает, что Элли кует деньги? Ужасно глупо!» Элли Борей встает, смотрит мельком на золотой браслет с часиками, украшенными эмалью, и говорит отрывисто, не гладя на Нусю. — Извините, Изволина, денег у меня в данное время нет. Были большие траты. Благодаря балу пришлось купить на платье, цветы, перчатки... Вы сами можете понять... Советую обратиться к кому-нибудь другому... Ах, Боже мой, как я заболталась у вас... Скоро три часа. Надо спешить обедать... Лошадь застоялась, я думаю, ожидая меня. Прощайте, милушка, прощайте. И тряся хорошенькой головкой, а вместе с ней и густыми страусовыми перьями на шляпе, Борей поспешно пожимает руку Нуси и спешит за дверь. На пороге она останавливается, медлит на мгновение и, чтобы сказать что-либо, в невольном смущении бросает через плечо: — Я бы советовала вам переменить комнату, Изволина. В ней вам положительно вредно оставаться. Посмотрите, какая сырость проступила в углу. Еще легкий кивок головы, свист шелковых юбок, и изящная фигурка гостьи исчезает в длинном прокопченном чадом коридоре. После ее ухода Нуся стоит как потерянная несколько минут на одном месте. Жгучий стыд, боль обиды и раскаяние в просьбе овладевают ее душой. Ах, что бы дала она, только лишь бы вернуть, не произносить сорвавшуюся у нее с уст фразу об одолжении денег! — Бесчувственная, нечуткая, бессердечная, жадная эгоистка! — вырывается у нее стоном по адресу исчезнувшей Борей. Она с силой обхватывает руками голову, садится на свою жесткую-жесткую, как камень, кровать и горько плачет, зарывшись головой в подушки.
IV
Январский день короток. Быстро спускаются зимние сумерки на землю. В Нусиной каморке они появляются много раньше, чем у других, потому что единственное оконце едва не упирается в стену противоположного дома, и в каморке редко бывает по-настоящему светло. Нуся давно перестала плакать. Стоит с широко открытыми глазами и смотрит в потолок. Темные сумерки сгущаются. Темные мысли тоже — о людской несправедливости, эгоизме и нечуткости. Но как ни темны эти мысли, а голод заглушает их, резко напоминая о себе. Нынче Нуся может позволить себе роскошь купить на четыре копейки ситного и на четыре колбасы, завтра уже ничего покупать не придется. Но о завтрашнем дне Нуся не думает. Волчий аппетит говорит ей об одном только сегодняшнем дне. Она быстро одевает свою ветхую шубенку, старую шапочку под котик и, надевая по пути вязаные перчатки, спускается вниз на двор. Мелочная лавочка у ворот, тут же. Нуся покупает свой убогий обед, вернее теперь уже ужин, и спешит к себе. Всегда растрепанная, с подоткнутым подолом и тяжелой гремящей обувью, хозяйская прислуга ставит самовар. Нуся зажигает лампу, режет колбасу и ситный на маленькие кусочки и, стараясь обмануть голод, медленно съедает их, запивая чаем. Бьет шесть. Девушка снова одевается и выходит. Надо зайти к кому-нибудь из товарок по курсам. Может быть, там она услышит про уроки или про переписку. Студеный зимний вечер сразу прохватывает Нусю своим пронизывающим ветром и хлопьями снега. Ноги зябнут в легких резиновых галошах. Голова кружится и болит; нельзя питаться безнаказанно всю неделю одним только ситным с колбасой! В усталом Нусином мозгу складывается робкое решение. «Что если написать отцу, просить его выслать деньги вперед?» Но в тот же миг неудачная мысль отбрасывается: «Откуда же взять денег отцу, живущему с семьей на скромное жалованье — семьдесят рублей в месяц?» Зубы Нуси начинают стучать, как в ознобе. Ноги подкашиваются. Она с тоской смотрит по сторонам. Маленький сквер еще открыт. Там скамейки. Необходимо сесть на одну из них, иначе она упадет.
V
— Ба, Изволина, какими судьбами? Нуся вздрагивает от неожиданности. Перед ней как из-под земли вырастает высокая фигура студента, запушенная снегом. При свете зажженных фонарей она сразу узнает знакомое некрасивое, все в рябинах от оспы лицо студента-технолога Алчевского, его светлые вихры, торчащие из-под фуражки, и старенькое летнее пальто, которое Алчевский носит во всякое время года. Этот Алчевский очень беден, и Нуся отлично знает это. Питается он впроголодь, бегает по грошовым урокам. И никогда хорошее настроение духа не покидает его, несмотря на то, что у этого самого Алчевского на плечах целая семья: мать-старуха, больная сестра-вдова, сестрины дети. И он умудряется содержать всех четверых. — Эк вас вынесло, коллега, в такую непогоду! Сидели бы дома, а то, шутка ли сказать, добрый хозяин нынче собаку на улицу не выпустит, а вы вот, тут как тут, в стужу и метель на скамеечке в сквере... — Да ведь вы тоже вышли, Алчевский, — уныло замечает Нуся, делая попытку улыбнуться. — Ах, скажите, пожалуйста! — смеется Алчевский. — Да я, сударыня, мужчина, и нашему брату всякие нежности не с руки. Не по комплекции, изволите видеть. Это во-первых. А во-вторых, на радостях мне и стужа непочем. Жарко, словно летом при сорокаградусной температуре, а все от счастья. — От счастья? — словно эхом откликнулась Нуся. — Ну, да. Чего вы, с позволения сказать, глазки вытаращили? Счастлив я нынче, Анна Семеновна. Два урока получил. Один получше, а другой похуже. Да тот, что получше-то, так хоть самому первому в мире репетитору, и то находка. И гонорар разлюли-малина, и ученики теплые ребята. А главное дело — безработица у меня была за последнее время такая, что хоть ложись и помирай. Все хотят учить, а никто — учиться. А тут вот, словно с неба свалилось. Моя старуха-мать и то говорит: «Это нам свыше, Ванечка, послано, в награду за долгую голодовку...» Так как уж тут не радоваться да не чувствовать летнего зноя в стужу и метель!.. Ну, а вы что? — Я? Нуся хотела рассказать о себе этому веселому, неунывающему Ванечке (как все знакомые называли Алчевского), но только махнула рукой и неожиданно горько заплакала. Алчевский растерялся от неожиданности. — Анна Семеновна, что вы? Да Господь с вами? С чего это? А? — озабоченным голосом с заметной долей волнения лепетал он, заглядывая в залитое слезами лицо Нуси. Та долгое время молчала, не будучи в силах произнести ни слова. Долго утешал и успокаивал ее Ванечка, пока Нуся нашла в себе наконец силы собраться с духом и рассказать ему все, решительно все: и про свои более чем плохие обстоятельства, и про то, как она тщетно искала какого-либо заработка, урока, переписки, и про грозный призрак голода, и про отказ однокурсницы в помощи ей, Нусе, несмотря на обещание с ее стороны во что бы то ни стало отдать долг... Нуся говорила, Алчевский слушал. Сидя на скамеечке сквера, занесенной снегом, Изволина, как говорится, изливала своему случайному собеседнику душу. Ах, как тяжело жить, как негостеприимно принимает большой город таких маленьких глупеньких провинциалок, не умеющих ориентироваться в столице! И новый поток слез орошает взволнованное личико девушки. О предстоящем бале у технологов она, Нуся, уже не думает. Мысль о бале явилась у нее сразу под впечатлением визита и беседы Элли Борей. Ее не тянет ни на бал, ни на какие развлечения больше. Какие там балы, когда грозный призрак нужды и лишений в самом существенном, в самом необходимом встает за ее плечами? Опустив беспомощно руки на колени, дрожа от волнения, она сидит подавленная. Слезы то и дело выкатываются у нее из глаз... Хочется без конца плакать, плакать... Ее собеседник сидит молча, с опущенной головой и думает, сосредоточенно думает какую-то упорную думу. Неожиданно вскакивает со скамьи Ванечка, машет руками и еще более неожиданно кричит «ура». Нуся вздрагивает и смотрит на Алчевского испуганными, недоумевающими глазками. «Уж не сошел ли он с ума, этот странный Ванечка!» — мелькает у нее в голове невольная мысль. — Ура! Дважды ура! Трижды ура! — продолжает чуть ли не вопить Алчевский, не обращая внимания на то, что проходящий в это время сторож сквера подозрительным взором окидывает его фигуру и, кажется, намерен сделать ему замечание за нарушение общественной тишины. — Ура, коллега! Слава Богу! Способ выручить вас из беды найден... Как вам уже известно, я получил два урока — один похуже, другой получше. Известное дело, получше оставляю себе, похуже передам вам. Ничего себе и тот, что похуже. Десять «целкачей» в месяц и обеды ежедневные, потому — семья хлебосольная, любит до отвалу кормить. Обеими руками за них держитесь, коллега. Кажется, и учить-то придется девочек, гимназисток. Вот вам адресок. И закоченевшей без перчатки рукой Ванечка лезет в карман, достает оттуда тщательно сложенную бумажку и передает Нусе. — Недалеко отсюда, советую сейчас же махнуть туда, сказать, что де Ванечка Алчевский отказывается от вашего урока, мне передает. Так, мол, и так, считаю себя не хуже его, а по тому случаю прошу любить и жаловать аз многогрешную! — Да ведь они вас хотели, а не меня; и потом, как же вы-то, вы-то, Алчевский, без урока останетесь? — лепечет смущенно Нуся. — Перестаньте, пожалуйста, не до сентиментов тут... Говорю вам, лучший урок себе оставил, а вам менее выгодный предложил. Берите и не смущайтесь. А что против вас ничего не будут иметь — за это уж я ручаюсь. Повторяю вам — учить придется девочек. Пожалуй, родители даже рады будут, что не студент, а курсистка будет учить их девочек... Итак, не зевайте: сегодня же отправляйтесь по адресу, который я вам дал. Ванечка говорит убедительно, но почему-то не глядит в глаза Нусе: ему точно совестно... Нуся понимает, что он просто из сострадания отдает ей свой урок. «Милый Алчевский, чем я отплачу ему за это!» — думает она. Нуся колеблется. Не отдать ли, не вернуть ли великодушному Ванечке бумажку с адресом, не отказаться ли от предложенного им с такой готовностью выхода или же принять его «жертву»? Ведь он нуждается, вероятно, не меньше ее, Нуси, и, кроме того, у него целая семья на плечах. «Нет, нет, пусть этот заработок остается за ним», — решает она. И Нуся уже протягивает руку с сжатой в пальцах бумажкой. Ей хочется крикнуть Алчевскому: «Не надо, не надо... Я не приму вашего великодушного порыва... Я не могу принять...» Но слова замирают у нее на устах... Алчевского уже нет подле... Пока она колебалась, борясь сама с собой, он успел встать и незаметно уйти. Его высокая фигура быстро исчезает теперь вдали за решеткой сквера, под сыпавшимся на нее снегом. Взволнованная и потрясенная, Нуся долго провожала Алчевского глазами, и сердце девушки примирилось с недавней обидой, покоренное лучшей силой светлой человеческой души...
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
До меня тут добрались "Хайфские волны" (Стругацкий А., Стругацкий Б. Волны гасят ветер. - Хайфа: Keshet book shop, 1986. - 212 с.).
Что о них можно сказать? Во-первых, это не совсем репринт.
Да, текст взят из "Знание - сила", разбиение на строки сохранено, а вот на столбцы и страницы - нет (при этом сохранились забавные артефакты типа мазка краски поперек текста и прибавились другие: различные межстрочные интервалы там, где "склеивались" разные колонки, а шрифт стал гораздо крупнее). Кстати, почему страниц 212 - не знаю. То есть как: начало текста приходится на стр.7, перед ней, видимо, стр.6 с очень трогательной надписью "Все права сохраняются за журналом "Знание - сила" // 1985-86 гг", перед ней, допустим, стр. 5, она же титульный лист, перед ней - стр.3-4 (обложка). А где стр. 1-2???
Во-вторых, неизвестные отцы издатели решили разбить текст на главы. В "Знание - сила" такого разбиения не было. Соответственно, шрифт слов "глава такая-то" отличается от шрифта основного текста. Кстати об отличиях шрифтов: заглавие на обложке и титульном листе написано тем же шрифтом, что и "в оригинале", а вот авторы - другим.
И об обложке. Рисунок на последней странице обложки взят из того же "Знание - сила", а вот откуда взят рисунок _первой_ страницы? Может, кто-то знает?..
Все рисунки "кликабельны", ссылки ведут на совсем крупные сканы.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Да, _такой_ глючи мне давно не попадалось! Если бы мне он попался лет так 25 назад - не исключено, что я бы фанатела по нему, а не по "Тайне Стонущей пещеры".
А вот теперь у меня другие мысли...
Понимаете, очень много (и - для мира книги - справедливо) говорится об опасности случайных фраз (в общем, "Не болтай!", ""Болтун - находка для шпиона" и т.д.).
И совсем не говорится об опасности резких фраз для людей. Я, конечно, понимаю, что автор персонажам подыгрывает, а как же иначе? Но вот эта идея, что резкая (именно _резкая_) правда - полезна, как-то меня... напрягает. Если бы со мной так поговорили - не факт, что я бы смогла услышать, _что_ мне говорят. "Закуклилась" бы.
Ну, вот пример... молодой чекист возвращается из командировки, в ходе которой он имел глубоко его потрясший разговор. Он очень хочет подключиться к расследованию дела.
"- Прибыли? - спокойно встретил его Захаров, так, словно Миша не в Одессу летал, а ходил купить папирос. - Сдавайте документы по командировке и отправляйтесь снова в распоряжение капитана Берестова. - Разве я... - Миша спохватился и умолк, взглянул с отчаянием на полковника, раскрыл рот, но не издал ни звука, покраснел и снова взглянул на полковника. Смирнов с Захаровым молчали, и Миша сделал еще одну бесполезную, наивную попытку. - Я думал... товарищ полковник, разрешите обратиться! Я думал, что меня уже подключат к этому делу! Я прошу вас, товарищ полковник! Ведь я должен оправдать... Я... Захаров отвернулся и, точно не слыша Соловьева, направился в коридор. Смирнов оглядел Соловьева и спросил: - Младший лейтенант Соловьев, что с вами? В каком вы виде? - Я? - переспросил Миша упавшим голосом. - Извините, товарищ полковник... А что? - Если вы надеваете штатское платье, умейте носить его! Ваш пиджак измят! Рубашка несвежа! Вы похожи на загулявшего командировочного! - Я только что с аэродрома, товарищ полковник! - сказал сквозь зубы Миша, чувствуя, что у него даже в носу щиплет от обиды. - А была необходимость являться в отдел прямо с аэродрома? Или вы могли заехать домой, принять ванну, вымыть, например, голову, которой вам давно пора заняться? И уже тогда являться с рапортом! - Я мог заехать домой, товарищ полковник! - Почему же вы этого не сделали? - с отвратительным спокойствием, даже с добродушием спросил Смирнов. - Вы свободны, младший лейтенант."
Или вот девушка пришла рассказать, что у нее в семье "что-то нечисто":
Длинная цитата. Зато интересная!!! "Заметив напряженную позу девушки, Смирнов невольно улыбнулся и сказал: - Долго вы так не просидите! Устраивайтесь удобнее! Девушка нахмурилась и не пошевельнулась, - Вот что, - сказал Смирнов, закуривая, - так у нас с вами дело не пойдет, гражданка... - Он взглянул на фамилию, указанную в пропуске, - гражданка Прейс! Мы вас не звали. Вы пришли по доброй воле. Повидимому, вам надо посоветоваться с нами в каком-то трудном вопросе. Так? Девушка молча наклонила голову. Пальцы ее резко теребили ремень сумочки. - И позвольте вам заметить, - сказал Смирнов, - что вы напрасно любуетесь своим героизмом. Честность - это норма поведения советского человека! Девушка взглянула на Смирнова, нижняя, яркая губа ее дрогнула, и неожиданно она слабо улыбнулась. Зубы у нее были крупные и чуть-чуть неправильные, с голубоватым отливом. - Рад, что вы это понимаете! - улыбнулся в ответ Смирнов. - И стыдно трусить! Да, именно стыдно! Зачем вы допускаете, чтоб вами владел мелкий, обывательский страх? - Я читала и слышала о преступлениях Берии, - сказала она, нерешительно глядя исподлобья на полковника. - Такие вещи нескоро забываются. Поэтому вы не должны строго судить, если я пришла к вам не с легким сердцем. - Нет, извините! - сказал Смирнов и раскурил угасшую папиросу. - Я строго сужу. Ведь все это простые вопросы, в которых надо бы вам разобраться! И до Берии находились враги, пытавшиеся пробраться к сердцу страны через аппарат. В Германии до войны это удалось фашистам, так возник Гитлер. А вот у нас - и до и после войны - не выходит! Изо всех сил пробовали всякие негодяи, в том числе и Берия, но не получилось. Вам никогда не приходило в голову почему? - Раньше нет, сейчас я об этом подумала! - сказала девушка и снова слабо улыбнулась. - Там, где много честных, хороших людей, горсточка мерзавцев не может победить... Да? - У нас, в органах, люди обыкновенные! - ответил Смирнов. - Такие же, как во всей стране. Только спрашивают с нас больше, вот и вся разница. А теперь давайте говорить о вашем деле. О чем вы хотели посоветоваться? - Сейчас я вам все расскажу! - сказала девушка облегченно. - Я давно хотела прийти, но меня останавливали все те вещи, о которых вы сказали и о которых я не умела думать... - Не считали себя обязанной думать! - поправил Смирнов. - Уменья на это много не надо! Так я вас слушаю! Зовут меня Герасим Николаевич! [...] И вот я пришла к вам за советом. Что мне делать? Что с нами происходит? Иногда у меня появляется догадка, от которой становится так страшно, что дыханье останавливается! Помогите мне разобраться в нашей жизни! Кто такой Мещерский? В чем его власть над мамой? О какой «новой» жизни она твердит? Помогите нам, Герасим Николаевич! Я знаю только одно - так жить, как мы живем, нельзя... Дайте мне, пожалуйста, папиросу, я иногда курю, когда никто не видит, а вас мне не стыдно... Спасибо! Нет, я зажгу спичку сама... Я люблю огонь. Все, Герасим Николаевич... Больше мне нечего рассказать!» Лицо Киры ежесекундно менялось, как смуглорозовая поверхность раковины, по которой скользят тени. - Значит, вы пришли к нам, потому что вам трудно живется дома? - Да, я хотела... - Вы хотели, чтобы я за вас понял, что у вас дома хорошо, что плохо? Кира молчала, с тревогой и удивлением наблюдая за полковником. - Вы хотели, - продолжал Смирнов доброжелательно, - чтобы мы навели порядок у вас в доме? Но мы, Кира, организация, разоблачающая преступников! Мы не вмешиваемся в личную жизнь людей, да и никто не имеет права это делать, если нет к тому серьезных, данных. - Я хотела... - Вы, Кира, хотели, чтобы я сказал вам,, хорошо или плохо поступает ваша мама? А вот сами вы как об этом думаете? - Я не знаю, все это очень серьезные вопросы... - торопливо сказала Кира. Она снова закусила губу, в глазах ее вспыхнули огоньки обиды. - Я пришла к вам с открытой душой... - медленно сказала она и бросила недокуренную папиросу в пепельницу. - Вы как будто осуждаете меня! - Кира, сколько вам лет? - Двадцать два! С половиной. Нет уж, вы, пожалуйста, не делайте мне выговор. Я не для этого пришла! - твердо сказала она, тряхнув головой. - Ну что вы, разве я смею! - улыбнулся полковник. - Я просто вот о чем хотел спросить. До каких пор вас воспитывать? Нет, правда? Ну, положим, маме вашей было некогда. В школе воспитывали? В комсомоле тоже? В институте опять воспитывают? Не пора ли начать себя выражать самостоятельно? - Человек выражает себя в труде! Вот, когда я... - В поступках выражает себя человек! Труд тоже поступок! - Мне подозрительны люди, приходящие от Мещерского! - твердо сказала Кира. - Почему вы терпели их до сих пор? - Я живу у мамы... - слабо возразила Кира. - Вот уже четыре года с половиной вы совершеннолетний человек! В чем оно выразилось, ваше совершеннолетие? Вы одна ездите в метро? Ходите в дождик без галош. Ну, вот видите, ей целых двадцать два с половиной года, а она плачет! - По-вашему, я и трусиха, и безвольная, и... - Это не по-моему. Это на самом деле. Ведь и к нам вы пришли не по своей инициативе, правда? Солгать вы, по-моему, не сможете! - Правда... - всхлипнула Кира, вытирая глаза перчаткой. - Дайте мне еще одну папиросу. - Обойдетесь и без папиросы! Кто вам посоветовал прийти к нам? - Володя! То есть Олешин. Один студент наш. Нет, вы действительно считаете, что я никуда не гожусь?! - Да нет, я вам такой глупости не говорил. И Володя, небось, где-нибудь поблизости дожидается? - В скверике... А откуда вы знаете? - слезы у Киры мгновенно высохли, и она улыбнулась, с любопытством глядя на Смирнова. - Старый я, Кира. Сейчас вас проводят к подъезду! - Смирнов подписал пропуск Киры и нажал кнопку звонка. - Ну, желаю счастья! - сказал он Кире. - А... - Кира поднялась со стула. - Вы мне ничего не скажете? Ничего не посоветуете? Смирнов встал. Вошел дежурный. - Иван Иванович, проводите гражданку Прейс! - приказал Смирнов дежурному. Потом обернулся к Кире и, сочувственно улыбаясь, сказал: - Сами, сами решите. Пора! Голова на плечах есть. Сердце имеется! Володя тоже близко, это для вас важный фактор. Он вам, повидимому, правильно советует. А вы все-таки попробуйте своим умом жить! До свиданья... - А я... могу когда-нибудь еще раз к вам прийти? - спросила Кира погрустнев. - Занят я очень, Кира! - просто сказал Смирнов, шагнув к дверям. - Если только уж что-нибудь важное..."
Или вот - человек приходит к следователю и сообщает, что, так и так, он уже какое-то время работает "передаточным звеном" в шпионской сети.
"- Я понимаю, что меня надо сурово наказать! - с трудом выговорил капельдинер. - Я все понимаю, гражданин... следователь! - Попробуйте хоть раз в жизни не думать только о себе! - возразил Смирнов."
Или вот - ребенок сломал ногу.
"Ногу сохранили, но укороченная, вывернутая, она перестала служить. На Алешу это подействовало гораздо сильнее, чем опасались родители. Юноша сутками лежал на спине, уставясь в стену злыми, растерянными глазами, отказывался видеть товарищей, отворачивался, когда с ним заговаривали. - Значит, все-таки - судьба! - яростно сказал он однажды ночью отцу. - Значит, против судьбы не пойдешь! - Балбес! - заставил себя грубо огрызнуться Смирнов, в то время как ему хотелось закричать в голос и разбить в щепки все вокруг себя. - При чем тут судьба? Инструктор тебе говорил, что без подготовки нельзя заниматься на турнике? Нет, ты не отворачивай физиономию, ты имей мужество отвечать правду! Запрещал тебе инструктор одному лазить на турник? - Ну, запрещал... - слабо сказал Алешка и, как в детстве, «карнизиком» оттопырил нижнюю губу, чтоб поймать слезы. - А ты что сделал? - сам еле удерживаясь от слез, отчитывал сына полковник. - Спина слабая, ноги неразвиты, он самоучкой «солнце» решил крутить! Ты спину мог сломать, ты чудом на ногу упал всей тяжестью! Во всем, брат, есть логика! Отказался принимать опыт общества, поступил по-своему - имей мужество нести последствия самовольщины..."
Наверное, тогда так было принято. Но ей-форду, славно, что я не альфа хорошо, что я не живу тогда. Или - что не сталкиваюсь с такими людьми...
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Во первых строках поста - спасибо всем, откомментившим вчерашний пост. Или не откомментившим, но желавшим удачи, державшим кулаки и все такое.
Что с Ка-Мышью - пока неясно, врач послал обследоваться (что понятно), но по имеющейся острой проблеме не сказал ничего (что хуже; посоветовал пить но-шпу - и это после того, как ему открытым текстом сказали, что она не помогает!).
Во вторых строках поста - рассказ о сабжевой книге.
Вот что интересно: действие происходит где-то в 1950-е годы. Имеем некую "освобожденную страну" (точнее говоря, ее посольство в СССР), у представителей посольства французские фамилии: Ренье, Оливье... Вопрос: что это за страна?.. Вряд ли Европа/Америки/Австралия и Океания (ну какие там _освобожденные_ страны??? Да еще и франкоговорящие?). Восток?.. Может быть, но там, кажется, фамлии, что называется, "свои". Африка?.. Возможно (хотя мне всегда казалось, что фамилии там как раз национальные, в отличие от имен). Но что любопытно: расовая принадлежность представителей посольства не то что не акцентируется - она _не упоминается_. Вообще. То есть я была уверена, что это европейцы и есть - пока не дочитала до "освобожденной страны". Эх, хорошее было время... Или хороший взгляд автора...
А вот американцы - в изображении Егорова, в смысле, - на расовую принадлежность собеседника и т.д. очень даже обрщают внимание...
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Ну почему, почему, почему зарубежные русскоязычные магазины так не любят обновлять каталоги???
Только присмотришь себе - по каталогу, как же иначе! - списочек из десятка-другого изданий, как выясняется, что ни одного и нету. А в каталоге - есть...
PS. Пожалуйста, подержите кулаки, помолитесь и т.д. - чтобы все с Ка-Мышью обошлось...
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
...дедушка меня научил... или, точнее говоря, объяснил - когда я хотела "пойти посмотреть на автокатастрофу", - что _смотреть_ там нечего и незачем, а _идти_ туда можно, только если чем-то можешь помочь.
С тех пор в "толпе вокруг события" физически я не участвую (ну, за исключением шествий и т.д. - предназначенных для смотрения по сути своей). А вот "морально"... То есть духовно... С этим проблемы. Потому что интересно же ж!.. Но, увы, слишком часто рассказ об "отсутствующих лицах" сводится к их осуждению (даже не рассказу типа "они мне сделали то-то и то-то"). С другой стороны, рассказы эти, чаще всего, не предназначены для глючьих ушей (хочешь - слушай, не хочешь - не слушай, все в глючьих лапках). С третьей стороны, мне жутко интересно, рассказывают ли что-то (и что именно) обо мне, когда "отсутствующее лицо" - я. С четвертой стороны, не уверена, что хочу это знать...
А со сто тридцать девятой стороны - я туповата... был какой-то хороший термин, но я его забыла... А, "какодин". То есть человек, действующий так, как будто он один. Например, встающий на проходе. Не со зла - просто не осознает, что может помешать другим.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Вот есть у меня пальма. Palm TX, если точно. В него можно вставлять карточки формата SD. Но вот проблема: от природы он понимает только карточки до 4 Гб включительно (и то, узнав про 4 Гб, все удивляются). С течением времени этого объема начинает не хватать. (Ах, где те времена, когда я смотрела на жесткий диск в 1 Гб и думала: это ж надо, какой он большой... И как его надолго хватит...)
Умные люди этой проблемой озадачились и написали программу, которая обучает пальму видеть карточки типа SDHC (утверждается, что любого размера). Кому интересно - посмотрите вот здесь: www.palmpowerups.com/index.php , программа - PowerSDHC, поддерживаемые типы пальм - Tungsten T|C; Tungsten E2; Tungsten T|5; LifeDrive; Palm TX; Zire 31; Zire 72 (да будут ваши пальмы раскидисты и плодоносящи!).
Добрый человек Мяулекс меня снабдила карточкой на 8 Гб для эксперимента. Программа поставлена, пальма карточку увидела, форматировать не пожелала (это она правильно), бэкап на нее сделала. И вот тут случилось непредвиденное.
Карточку не видят компы! Ни Хоси (основной комп), ни Вакусэй (ноут). Ни с помощью встроенного кардридера, ни с помощью двух переносных... А мне ж надо забить карточку до отказа - чтобы проверить, все ли 8 Гб видны пальме. А потом - почистить и вернуть.
Так вот, вопрос: как убедить комп увидеть карточку на 8 Гб??? ОС - Вин ХР.
Алла Кузнецова, Молчаливый Глюк. Я не со зла, я по маразму!
Не очень люблю истории про "нашего" разведчика "в логове врага". Но эта повесть, поскольку "логово врага" там оригинально - сочетание нацистской Германии с Ираном, - стоит несколько особняком. Хотя, опять же, "можно читать, можно не читать".
Забавно, что иранских полицейских именуют ажанами.
А еще забавно сочетание "лирических линий": "чистая любовь" советского разведчика и дочери прогрессивного иранца Роушан ("была одной из немногих иранок, которые принимали активное участие в демократическом движении в стране", "хорошо разбиралась в литературе, искусстве, свободно владела английским и немецким языками") versus нацистская Германия, где любви как таковой нет - есть только охота за приданым...
PS. Я переустановила Оперу. Теперь она - 10.53. В ней включена проверка орфографии. Но скажите, как к ней прикрутить словарь, чтобы она перестала все слова подчеркивать???